Она грызла пряник, и смотрела на наставника, который стоял напротив, скрестив руки на груди — в самоуверенной позе человека, точно знающего, что будет дальше.
Отошли они недалеко — в пустую полутемную нишу, на которую не позарился ни один из обозников, предпочтя места, более проветриваемые и просторные, ближе к выходу.
Через какое-то время господину Арему надоело ждать, когда она справится с едой, и он резко потребовал:
— Рассказывай, как оказалась с караваном?
— Вы знаете! — пробурчала она хмуро.
Не тут-то было.
— Не знаю. То, что ты сделала… это даже не глупость, девушка. Это преступление. Чем ты думала? Наверняка ведь не головой. Или может…
Он бросил быстрый взгляд на повозку.
— Может, причина эта светловолоса, голубоглаза, остра на язык и сейчас делает вид, что прибирается в повозке?
Янка чуть не подавилась крошками на вдохе — уж чего-чего, а нежной привязанности к Нику у нее не было ни на полногтя. Особенно после его сегодняшней выходки.
И если бы наставник был повнимательней, он бы помнил, какие между ними были отношения еще в школе.
— Так я угадал?
Янка тряхнула головой. К чему этот разговор-то? Уже ведь для себя все решил наставник. Так чего докапывается?
— Нет… — тем не менее, ответила она.
— Рассказывай!
— Маг-у-Ратуши иногда ошибается…
— Но ошибается исключительно в пользу вас, соплюшек! И уж поверь, если кто-то вроде тебя вдруг оказывается в чужом циркусе, во владениях чужого князя, без документа, подтверждающего цель приезда, без расписок на жилье, еду и пошлину за въезд, этому человеку не позавидуешь.
— Почему?
— Первое — деньги. Без монеты или расписки. Без них ты не сможешь не только въехать в любой из городов. Ты даже стену не сможешь миновать.
— У меня есть немного…
— Отец дал?
Янка кивнула. Отец вряд ли на нее разозлился бы за это вранье. Деньги она сэкономила еще в школе: делала задания за богатеньких одноклассников. Так что, можно считать, путешествовала на свои… хотя, конечно, есть о чем пожалеть: сейчас дома эти мятые бумажки непременно пригодились бы.
— Дурак твой отец! Надо было выпороть тебя в тот час, когда тебе вообще в голову пришла мысль об Академии… чтобы забыла и больше не вспоминала. И дело с концом! Разве только, решил избавиться от лишнего рта… но не думаю.
Янка поджала губы, чтобы только не начать спорить. Миръяр Бриз из Песчанки, учитель счетных дисциплин, любил приговаривать, что доказательства не стоит предъявлять, пока не проверишь все решение. Она училась эту формулу перекладывать и на обычную жизнь. Правда, пока не очень получалось.
Все равно ведь сделает по-своему.
— И так, ты решила, что артефакт ошибся и что тебе нужно самой убедиться в собственной бездарности…
— Или в таланте. — Вздернула она подбородок. — Никто точно не может сказать! У Ника выраженный сим-сегмент, это все знают, но выйдет ли из него хороший некромант? Или хоть какой-нибудь? Это только в Академии смогут определить!
— Покажи руки!
Янка, недоумевая, стянула митенки и протянула вперед растопыренные пальцы. Руки, как руки. Тонкие запястья, длинные пальцы. Только в цыпках и ногти обломаны. Это она в первый день вляпалась в лужу, но решила, что и в мокрых рукавицах лучше, чем без них…
— Твое княжье кольцо.
А что с ним не так? Кольцо и кольцо. Всем дают, как четырнадцать исполнится. Дешевое, с гербом… ах да. Герб.
— Если тебе прикажут предъявить кольцо или подорожный жетон в циркусе Скальда, ты не сможешь этого сделать. И любой стражник, любой, девочка! Будет вправе выдворить тебя в пустоши, из которых ты пришла. Как дикарку из старых развалин. Тем более с твоими… — он пространно покрутил пальцами возле собственного лица. Ты не найдешь работу…
— Я могу присматривать за детьми. И в обувной мастерской, если что-то не сложное. И я хорошо стреляю.
— Стрелять тебе не из чего, а в мастерские или тем более в семью тебя не возьмут без кольца с лирой или именного письма. Ни одна гильдия за тебя не встанет. У тебя не будет города, который внесет залог, если совершишь какой-нибудь проступок. Не будет семьи, которая сможет выручить. Готова остаться одна? Без друзей, денег, грамот?
«Я и так одна, неужели не видно!» — хотела она возразить, но что бы это изменило? Янка смотрела на наставника и не понимала его. Какое ему дело? Он даже не учитель. Так, надзиратель. Школьное пугало… Хотя иногда страшно, да…
Сейчас-то что на него нашло? Он отвечает только за тех, кого ему поручили. Вот и пусть бы отвечал…
Наставник говорил тихо, можно сказать, цедил слова. По одному. Чтобы лучше дошло, возможно. Но даже самой себе Янка казалась твердой, как скала. Она решила! Значит, так и будет!
Он усмехнулся очень неприятно.
— У меня была ученица. Похожа на тебя, только красивая. Знала об этом. Парнями в классе вертела, как хотела.
— Я никем не верчу.
Но он не услышал. Смотрел сверху вниз, словно на дохлого плешана, а Янка слушала: куда ей было деться?
— Тоже, как ты, подалась искать справедливости в Скальд. С какими-то… артистами.
— И что? Не доехала?