— Пишите. — Он говорил монотонно, в каком-то забытьи. — Тело в виде шара с дырочками летит высоко, падает, падает. На высоте меньше километра, но выше пятисот метров разделяется на три части, каждая падает, достигает земли. К шару имеют отношение корабельные люди.
— Кто-о???
— Корабельные люди.
— Но кто это?
— Не знаю. Все.
Надеяться можно было лишь на самих себя: это становилось очевидным, по мере того как уходило время. Дело шло к весне. Новый полевой сезон был не за горами. Всю осень и зиму я тыкался в разного рода организации, пытаясь заинтересовать их нашей работой, показать ее возможную значимость. Читал лекции, убеждал — все было тщетно: страх и неуверенность все больше сковывали государство и эта заторможенность бесконечно перемножалась на старую привычку действовать по указке сверху и на новое стремление — драть деньги ни за что. Денег у нас не было. Указы сверху спускать тоже было некому.
Дело усложнялось тем что, убеждая, мы были связаны необходимостью молчать как о месте расположения зоны, так и о тех странностях, которые мы там наблюдали, поскольку данных было мало и мы не могли уверенно говорить о зоне как аномальной, мы сами не знали являлось ли виденное — аномальным.
Несмотря на нашу активнейшую деятельность, практически было сделано ничтожно мало. В лаборатории атмосферного воздуха облСЭС врач-лаборант Наталья Баглаева проанализировала образец шлака. Ртуть данным методом не обнаруживалась. Но если она и была в количествах ниже предела чувствительности метода, то при таких ее концентрациях ни о каких галлюцинациях говорить не приходилось. По инициативе Владислава Широченко шлак был проанализирован в лаборатории спектрального анализа Ярославского моторного завода. Содержание железа составляло 81 %, кальция — 2,8 % и так далее вплоть до следов рубидия. Эти данные поставили нас в тупик: столь высокий процент содержания железа был нетипичен для шлаков железоплавильных производств (сейчас ясно, что анализу подвергся кусок крицы). Заключены были и некоторые предварительные договоренности с лабораториями институтов о возможности обеспечения экспедиции приборами, но время шло а приборов не было. Установили и связь с археологами. Владимир Праздников, заведующий сектором археологии Научно производственного центра по охране памятников истории и культуры выразил желание помочь в столь необычном деле.
Зимой пришлось пережить неприятнейший момент — Сергей Смирнов, зайдя как-то вечером, обмолвился в беседе:
— Урявин что-то у нас скуксился.
— Что, заболел? — спросил я, не подозревая ничего особенного.
— Да. Как бы и плохо не было.
— А что такое?
— Так что после "кратера" скрутило его.
— То есть. — Я не находил что сказать. — Ты думаешь.
— А что тут думать? — Сергей за словами в карман не лез. — Бледный как тень. И с каждым днем все бледней. Ни он сам, ни его друзья врачи причины болезни найти не могут. Он хочет встретиться с тобой.
Меня бросило в озноб. Мысли прыгали, в голове путались. И среди них крутилась одна: зазвал парня, заманил, что теперь?
— Но послушай, я ведь в этом кратере крутился в целом шесть дней. Я наконец-то начал соображать. — Затем Колотиев был там четыре дня. Да и ты столько же, сколько и Урявин — два, и ни с кем ничего.
Созвонившись с Владимиром, мы договорились с ним встретиться в баре, чтобы разговором не привлекать внимания домашних.
Необычайно бледный, выглядел он действительно плохо. Никаких претензий ко мне у него, конечно, не было. Но он не исключал возможной связи между сорокаминутным пребыванием в "столбе" и ухудшением самочувствия. Это было мнение врача, и к нему следовало прислушаться.
— Но в последнюю экспедицию мы в "кратере" никаких свечении не видели, да и пленки остались чистыми, — заметил я. — Исходя из этого следует допустить, что свечения, если они есть, по каким-то причинам возникают и исчезают. Следовательно, мы не можем точно утверждать, что если в тот раз свечение наблюдалось ночью, то оно непременно было и днем.
— Согласен.
— Потом, у меня есть и соображения иного характера. Если тебе интересно.
— Давай, — Владимир расправлялся с курицей.
— Ты заболел. Чем-то непонятным. Допустим, причина — не "кратер". Что это может быть за причина? Чтобы ответить на этот вопрос нужно спросить: чем ты отличаешься от нас? Ты знаешь, чем ты лечишь: руками. Не надо объяснять, что нахвататься чужих болячек таким образом можно легко.
— Не исключено. Но это моя работа, и я заинтересован в том, чтобы следить за собой.
— Затем, при таком способе лечения можно быстро "сесть", потеряв собственную энергию, что и происходит со многими сенсами.
— Это тоже не исключено.
— В зоне было шесть человек, но плохо тебе одному. Возможно, ты просто вымотался со своей работой, и тебе нужно как следует отдохнуть.