Комаров включил аппарат и нажал кнопку вызова. Никакого результата! Что они там, рацию выключили, что ли? Кто-то засвистел ребятам и стал показывать руками на рацию. Было видно, что те двое тоже с чем-то возились, вероятно со своей рацией. Черт побери, радиосвязи нет на расстоянии прямой видимости!
— Оставь, Андрей, эту технику. Придем — разберемся.
После двухчасового пути до урочища и обратно и лазанья по мху вокруг озер мы все были утомлены и, зная о предстоящем ужине и отдыхе, двигались не спеша. Теперь до избушки оставалось метров триста, не более. Комаров и Вихрев шли впереди и о чем-то беседовали. Мы с Сидоровым, отстав от них метров на пять, тоже разговаривали.
Слушая Сергея Сидорова, я еще раз поднял голову и глянул на избушку. Костер ярко горел в наступающих сумерках.
Ожидавшие нас парни теперь не двигались и стояли, глядя на нас, словно застыв в ожидании. Все трое.
Третий выглядел как-то несуразно: втянув голову в плечи и опустив длинные руки почти до колен, он довольно нелепо громоздился за спинами Смирнова и Зимакова.
Экое полохало, — вяло подумал я. — Хоть бы следил за осанкой. Что-то ответив Сидорову, я глянул на шедших впереди. Андрей, как мне показалось, некоторое время внимательно смотрел в направлении избушки, потом вновь стал глядеть под ноги.
"Зачем же он переоделся во все черное" — продолжал я отстраненно размышлять о третьем стоявшем у костра. — Ведь он из-за этого выглядит почти плоским, будто бы из фанеры вырезан". Нить рассуждений Сергея я уже почти утерял. Волна раздражения на самого себя поднялась во мне: вместо того, чтобы слушать товарища я думал о какой-то ерунде.
Против своей воли я вновь поднял глаза и в пятидесяти метрах увидел стоящих Смирнова и Зимакова. Третьего не было!!!
"Постой, — наконец-то пронеслось в голове, — как же так? Нас здесь всего шестеро: вот мы идем вчетвером, а там еще двое. Двое, а не трое!" Как же я мог видеть седьмого?"
Только сейчас до меня дошла вся абсурдность ситуации. Да и обликом "седьмой" сильно от нас отличался: неимоверно высокий — метра два не менее, без шеи, лица не видно, темно-серый, почти черный, плоский, с руками до колен. На мгновение стало жутко.
Подойдя к ожидавшим нас, я постарался погасить на своем лице недоуменное выражение.
— Сергей, — спросил я Смирнова, — у вас что, гости были?
Вопрос получился какой-то стихийный, будто бы случайный, что оказалось весьма кстати.
— Какие еще гости? — настороженно переспросил Смирнов.
— Ну вы же не отвечали нам по рации.
Андрей пристально посмотрел на меня, и в его взгляде я уловил нечто странное.
— Рации не работают. О каких гостях ты говоришь? — настойчиво повторил свой вопрос Смирнов.
— Ладно черт с ним со всем. Я просто подумал.
Глянув на Андрея, я слегка качнул головой в сторону. Через минуту как бы случайно, мы отделились от товарищей.
— Андрей, ты видел что — нибудь такое? — спросил я.
— Ты имеешь в виду…
— Ну да, за спинами у ребят!
— Я видел. А может, мне показалось. Впрочем, я не обратил на это внимания. Когда мы подходили к избушке, вроде бы кто-то третий прошел за спинами у ребят.
— Куда?
— Вот к этому кусту, — Андрей показал на небольшой кустик смородины, росший рядом с черемухой, с которого мы брали листья для чая; куст и черемуха стояли одиноко, спрятаться за ними такому большому человеку было бы трудно. — А может, это был Михаил? Мне как-то не пришло в голову пронаблюдать. Просто странно показалось.
— Да о чем вы тут шепчетесь? — спросил, подходя, Смирнов. Он явно нас в чем-то подозревал.
Андрей пробормотал что-то насчет раций. Я в это время, будто бы прогуливаясь, прошел на место, где стоял "седьмой". Трава здесь, недалеко от костра и места, где мы ели и мыли посуду, была сильно примята. Никаких необычных следов я тут не заметил. Собственно, даже если бы они имелись, разглядеть их было бы сложно. Чуть погодя ко мне присоединился Андрей.
Ребята, стоя у костра, о чем-то оживленно разговаривали. Смирнов, находясь на расстоянии, внимательно следил за нами.
Сладкое, как мы его ни экономили, подходило к концу. Хлеб тоже иссякал довольно быстро. Обстановка вроде бы и незаметно, но накалялась. Конечно же, дело было не в отсутствии нужного количества продуктов. Все мы были разные. Кто-то уже бывал здесь не по одному разу, а кто-то приехал впервые. Кто-то с кем-то сошелся характером, а кто-то — нет. Трудились все добровольно, а это означало, что требовать можно было лишь дисциплины, и не больше: каждый делал сколько мог. Не все в равной степени оказались способными выполнять одну и ту же работу, стало быть, труд следовало распределить. Одним приходилось работать ночью, а днем, соответственно, какое-то время отдыхать. Кто-то должен был готовить и собирать дрова, кому-то нужно было рыть землю. Вскрывать все эти запланированные десятки тонн, метать их через верх ям как можно дальше, вынимать в ведрах, просматривать, выскабливать ножами, стоя на коленях в грязи, в угольной пыли, средь комаров, в жару, а потом — в непогоду.