Химическая свадьба

Кордон солдат был снят, и вместе с ними ушли и обозленные толпы, узнавшие, что Аксвит и его инженеры приняли решение не пытаться спасать этот район. Оранжевое зарево в небе, казалось, не приближалось к ним, но Чань не знал, сколько домов доживут до зари. Он фыркнул, удивившись этой мысли, вернее, тому, что она стала для него привычной, и сосредоточил внимание на темных окнах дома Друза Шофиля.

– Никого, – прошептал Фойзон с дорожки, ведущей к черному ходу.

Чань пошел за ним к задней двери. За домом не было ни сада, ни конюшни.

– Экипажа нет, – заметил он.

– Жалованье, выделенное лордом Вандаариффом, невелико.

– Почему?

– Шофиль племенник леди Вандаарифф, не кровный родственник. – Фойзон достал нож из кармана шелкового плаща. – Друз Шофиль – паразит, каждое его действие – подражание, не более ценное, чем болтовня попугая.

– Но, если он вступил в союз с более могущественными…

– Вступил в союз, – процедил Фойзон. – Одного слова Вандаариффа достаточно, чтобы любой распластался ниц и умолял его о прощении.

Фойзон вставил нож в замок, но Чань перехватил его руку. Тот мгновенно обернулся, и кардинал отпустил его руку, подняв открытую ладонь.

– Прежде чем вы войдем, расскажите про Королевские термы. Вы сказали, что старые сказки могут оказаться правдой. Какие?

– Это вы тут местный. Я – просто подражатель.

– Не будьте таким вредным. Лучше подскажите, где могут быть графиня и мисс Темпл?

– С вашей старой королевой, гниющей в бассейне.

Дискуссия о Шофиле снова пробудила лояльность Фойзона. Чань отступил. Замок был такой же дешевый, как и все в доме.

Не однажды побывав в роли взломщика, Чань привык делать вывод о характере человека по мебели в его доме, но жилище Друза Шофиля было полностью лишено индивидуальности, как гостиничный номер. Фойзон зажег два огарка свечи и передал один из них Чаню. Кардинал установил его на каминной доске, уставленной одинаковыми китайскими вазами, разрисованными пагодами и бамбуком. Семейного серебра в гостиной также не было, только второсортный чайный сервиз и недорогой столовый прибор массового производства.

В доме стояла тишина. Чань прошел в переднюю, мрачно улыбнувшись, когда заметил отверстие в ширме. Через него можно было подглядывать. Слова Бронка – «женщину и темнокожего мужчину видели», произнесенные в качестве угрозы, на самом деле были предупреждением союзника, предоставлявшим Шофилю право решать, как поступать дальше. Свенсон, наверное, наблюдал за ними из окна, однако Чань не обнаружил никаких следов присутствия доктора.

В глубине дома они обнаружили запертую на висячий замок дверь. Фойзон отдал свою свечу Чаню и вооружился двумя ножами. Первый удар ногой в дверь расшатал болты, прогремел второй удар – и замок был сбит.

– Хуже, чем я опасался, – тихо сказал Фойзон.

Если в остальных комнатах был сдержанный декор, даже стерильный и безжизненный, интерьер этой потаенной комнаты представлял собой просто кричащую имитацию. Каждый сантиметр стен был покрыт алхимическими текстами, которые принимали различные формы – цветы, тела, планеты, почти как на холстах графа. Но Чань побывал в Харшморте, в Парчфелдте, поэтому комната Шофиля для него лишь подчеркивала реальный художественный талант графа. Работы Шофиля были копиями, сделанными старательным, но лишенным дара учеником. Пятна краски, в которых отсутствовала страсть, – в них не было ничего тайного, тревожащего или сумасшедшего.

Пока Чань рассматривал один из рисунков – открытый рот, изогнутые губы которого были составлены из крошечных знаков, он подумал о своей беседе с отцом Локарно о химической свадьбе. Алхимическое повествование было не столько историей, сколько рецептом: последовательность, ингредиенты, действия. Для графа искусство, прекрасное было очень важным, но имелась ли в нем необходимость с точки зрения алхимии? Если вообще допустить, что в алхимии есть какой-то смысл, сыграла ли свою роль вульгарность восприятия Шофиля, если он успешно воспроизводил формулы? Холодок пробежал по спине Чаня: что, если этот недооцененный племянник-паразит Вандаариффа был неожиданно опасным?

– Шофиль хочет унаследовать больше, чем только богатство своего дяди, – сказал он. – Черт бы побрал все эти альянсы! Он ваш враг. Вы говорите, что у него нет близких отношений с дядей. А как насчет союзников лорда: Франсиса Ксонка или Гарольда Граббе?

– Я отсутствовал в последние месяцы. Не знаю.

Эти слова были признанием своего недосмотра, и Чань почувствовал, что Фойзон размышляет, как бы ему исправить эту ошибку.

– А как насчет полковника Артура Траппинга?

– Его можно не принимать в расчет.

– Однако смерть его дочери стоила того, чтобы вы послали курьера с известием о ней?

– У меня были инструкции…

– И все же?

Глаза Фойзона казались еще темнее и глубже в мерцающем пламени свечи.

– У каждого человека свой подход к смерти. Действия могущественных людей, естественно… грандиознее.

– Людей приносят в жертву на ее алтарь. Это дитя. Лидия. – Чань постучал своей тростью по рисунку с эротично раскрытой розой. – Этой девочке едва исполнилось семь лет.