Химия без прикрас (СИ)

— Ох, смотри-ка, как неловко получилось! — Женя издевательски поджал губы. — Видела, он коробки тащит… Он тебе звонил, писал! Знаешь, он ведь сегодня увольняется!

Я изо всех сил дернула руку, но Женя все также крепко ее держал. Злость внутри меня просто закипала. В голове даже промелькнула мысль закричать во все горло, чтобы обратить внимание охранника на себя, но черт знает, что может прийти в голову этому юристу, чтобы потом мне отомстить.

— Дай-ка подумаю, что же я хочу за телефон и за свое молчание? — Женя приставил палец к своим тонким губам, издевательски изображая глубокие раздумья. — Может, поцелуешь меня?

— Прям здесь? Ты тупой?

— То есть ты не против? — улыбнулся Женя.

— Я тебя сейчас ударю, — приложив огромное усилие, сказала я так же издевательски спокойно.

— Прямо здесь? — Женя уже вошел во вкус.

— Забирай чертов телефон. Просто отпусти мою руку. Пусти меня.

— М-м-м… — снова протянул юрист, но на этот раз разжал мою руку. — Ладно, так и быть. И телефон, пожалуй, тоже бери. Могла бы спасибо сказать, что не оставил тебя так спать с этим телефоном в обнимку. Вот бы Анна Сергеевна обрадовалась!

— Ты свою шкуру спасал, ведь нам обоим бы досталось! — выпалила я, а потом, не удержавшись, толкнула Женю двумя руками в грудь, но похоже, что это его только развесило.

— Не трать время, не то опоздаешь, — двусмысленно проговорил он, и я, со злостью сомкнув зубы, пулей побежала по коридору к лестнице. Все пролеты на пути к третьему этажу показались мне сущим пустяком. Так быстро я не бегала даже на физкультуре. Вот только дыхалка моя, похоже, от такого марш-броска не была в восторге. Взявшись за ручку лаборантской, я все-таки согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Но, решив, что я действительно теряю время, я продавила ручку вниз и толкнула дверь вперед.

— Пожалуйста, пожалуйста, умоляю, только выслушай меня! Очень прошу тебя! Я так виновата! Я… — я ворвалась в лаборантскую, но застыла на пороге, потому что прямо на меня смотрели две пары глаз. Одни — ярко-голубые, принадлежащие Дмитрию Николаевичу. И вторые — серые, глаза Марины Викторовны. Я стояла, как вкопанная, не вполне понимая, что будет лучше: извиниться, сказать, что ошиблась, и выйти, просто молча выйти и закрыть за собой дверь, понадеявшись, что они сочтут меня массовой галлюцинацией, или же попросить выйти Марину Викторовну? Все три варианта казались мне одинаково соблазнительными и до умопомрачения нелепыми. Возможно, именно поэтому я решила выбрать четвертый вариант — продолжить говорить.

— Э-э-э… Дмитрий Николаевич, ты… Вы правда увольняетесь?

Я уже не раз говорила, что актриса из меня получится, скорее всего, так себе. Мой голос предательски дрогнул, а мозг только после сказанной фразы осознал, что я обратилась к преподавателю на «ты».

К слову, мои учителя тоже продолжали так и стоять, шокированные внезапно ворвавшейся ученицей. И только когда мои глаза, вопреки моей воле, наполнились слезами, Дмитрий Николаевич, мельком глянувший на преподавательницу русского языка, наконец, обрел дар речи.

— Дмитриева, тебя не учили стучаться?

— Я… Простите, Дмитрий Николаевич, я… — черт, да я даже не знала, что можно сказать в такой ситуации. Дмитрий Николаевич, я полная дура! Вы же врач, вы же видите, у меня на лбу написан этот диагноз. От меня же ничего другого ожидать нельзя…

— Так, ребятки, — протянула Марина Викторовна, и я невольно вцепилась в дверную ручку. — Я сейчас выйду минуточек на пятнадцать, кажется, мне очень надо срочно спуститься в кабинет. А потом приду обратно, хорошо, Дмитрий Николаевич?

Лебедев, не сумев ничего произнести вслух, просто кивнул в ответ, и Марина Викторовна, слегка отодвинув меня рукой в сторону, вышла из лаборантской.

Мы стояли, глядя друг на друга, не смея ничего говорить. Я не знала, с чего начать, а Дмитрий Николаевич смотрел на меня хмуро, будто заранее злясь за каждое мое невысказанное слово. Я даже на секунду вспомнила, что Марина Викторовна вернется через пятнадцать минут, которые мы, похоже, так и простоим молча, злясь друг на друга и совершенно не понимая, как начать снова друг с другом общаться.

— Дмитрий Николаевич, — робко проговорила я, закрыв за собой дверь и, словно в поиске поддержки, прислонившись к ней спиной. И Бог знает, что в тот момент творилось в моей голове, ведь из всех спутавшихся мыслей вслух я произнесла только одну. Такую, блин, романтичную!

— Вы поставили мне двойку!

— Ты все рассказала Исаевой? — тут же отозвался Лебедев.

— Вы поставили двойку раньше!

— То есть ты рассказала в отместку?!