Химия без прикрас (СИ)

— Я же сказал тебе оставаться дома! Что, позволь мне поинтересоваться, привело тебя сюда сегодня?! Ты вообще ничего не понимаешь?! Дмитриева, да какого черта?! — он еле сдерживался, чтобы не наорать на меня. Мне даже стало казаться, что еще немного, и он меня попросту ударит.

— Я думала, мне так будет легче, думала, что так смогу отвлечься, не думать о… — чувствую, как жжет швы, когда он начинает их обрабатывать. И благодарю небеса, что так и не договорила такое рискованное «о нас».

Химик кладет руки на стол с двух сторон от меня и, наклонившись, всматривается свирепым взглядом в мое лицо. На несколько мгновений повисает напряженная тишина, которую первым нарушает Дмитрий Николаевич, словно не в силах больше сдерживаться.

— Ты хоть понимаешь, каково мне?! — я чувствую привычный запах сигарет, исходящий от него, вкупе со своим безумным страхом. Сердцебиение мое, похоже, где-то затерялось, боясь воспроизводить хоть какой-то звук в присутствии Лебедева. — Ты хоть на секунду можешь себе представить, что творится внутри меня? Ты появляешься посреди урока, в полуобморочном состоянии, бледная, в обнимку с этим… Недомерком! Ты думаешь, я не понимаю тебя? Я устал, понимаешь, Дмитриева? Я невероятно устал! Мне надоело все это терпеть! Черт… — выдыхает он, прикоснувшись ладонью к моей щеке. Он приблизился ко мне еще сильнее и, закрыв глаза, тяжело выдохнул.

— Так нельзя, — тихо шепчу, чувствуя, как его вторая рука касается спины. А горячее взволнованное дыхание обожгло губы.— Так нельзя, Дмитрий Николаевич…

— Сил больше нет слышать твое «Дмитрий Николаевич»…

Знаете, иногда бывает такое предчувствие, что ты обязательно должна поступить именно так и никак иначе. Ты будто слышишь голос самой вселенной, отдающей тебе команды в твоих дальнейших действиях. И ты беспрекословно выполняешь все эти команды. Все, до единой. А потом понимаешь, что иначе и быть не могло. Если бы ты поступила иначе, все было бы совсем не так.

Если бы я осталась дома, то ничего бы не изменилось. Я бы не услышала его искренние слова, которые дались ему с таким трудом. Я бы не смогла сейчас почувствовать снова его теплые губы на своих губах. Я бы не почувствовала его запах, ставший для меня таким родным. Я бы не ощутила прикосновения его требовательных рук, прикасающихся ко мне с такой настойчивостью, но в то же время и с осторожностью, стараясь не задеть ранение…

Если бы я поступила иначе, я бы не сорвалась в эту бездонную пропасть…

— Так нельзя, — снова шепчу я, когда он на мгновение отстраняется.

— Плевать, — выдыхает Дмитрий Николаевич, и наши губы вновь сливаются в поцелуе. Кажется, время остановилось. Это не было похоже на тот скромный поцелуй в его день рождения. Это было нечто большее. Казалось, мой учитель спустил все свои чувства с цепи, на которой он их удерживал.

Если бы я поступила иначе, ничего бы этого не произошло.

И сбоку от нас, со стороны двери, не раздался бы этот неловкий кашель…

Дмитрий Николаевич резко отстранился, чертыхнувшись, а я, словно пытаясь спрятаться, прикрыла рот рукой. Спустя несколько секунд до меня дошло, что на мне еще и блузка расстегнута… Было даже страшно повернуться, чтобы увидеть, кто нас только что застал. Это конец.

— Я не вовремя, — голос Марины Викторовны я готова была услышать меньше всего. — Зайду попозже.

Аккомпанементом удаляющихся шагов руссички стал звонок с урока. Лебедев молча уходит, чтобы отпустить класс, а я чувствую подступающий ком слез в горле и липкий холод паники и страха… И все мое самообладание разбивается вдребезги.

Все.

Что теперь делать?! Меня выгонят, а его? Уволят? Посадят? Я же несовершеннолетняя! И все эти кровавые марли на столе вокруг нас! Это точно конец. Плевать на смены, на все эти идиотские практики! Что теперь будет с нами?!

Лебедев возвращается и, достав из кармана халата пачку сигарет, открывает окошко и импульсивно закуривает. Нервно выкурив треть сигареты, он, наконец, смотрит на меня и, видимо, прочитав весь мой испуг на лице, снова поворачивается к окошку, привычно сомкнув пальцы на переносице. Он всегда так делает, если смертельно устал или ему надо сосредоточиться. Этот факт о нем я усвоила…

— Я думала, здесь поставили датчик дыма, — не знаю, почему я решила сказать именно это. После всего, что здесь произошло… Видимо, человеку свойственно в экстренной ситуации думать рассеянно или о какой-нибудь ерунде. Хотя нет. Это свойственно мне одной.

— Поставили, — отвечает химик, утвердительно кивнув.

— А как же вы тогда…

Он молча показывает пальцем наверх, и я поднимаю взгляд к потолку. На дымовой датчик было что-то надето, обтягивая его, словно пакетом по периметру, и нелепо свисая вниз причудливым колпачком.

— Что это? — не сразу поняла я.

— Догадайся, — на мгновение Лебедев ухмыльнулся. И тут до меня дошло, что именно это было. Презерватив!

— О, Господи!