— Что случилось? — встретившись с его пронзительным взглядом, я поняла, что за все утро старательно смотрела себе под ноги, избегая с ним всякого зрительного контакта. А сейчас, глядя в его голубые, холодные, но вместе с этим обеспокоенные глаза, в голове снова и снова звучали Лешины слова. И хотелось просто спросить его, зачем? Зачем, Дмитрий Николаевич?! Почему?! Черт бы побрал всю мою доверчивость! Чего вы хотите от меня?
— Да, Дмитрий Николаевич, все в порядке, — пробормотала я, пытаясь отцепить ремень. Ну почему он не отцепляется, елки-палки?!
— Не похоже, — он тянется ко мне второй рукой и двумя пальцами приподняв подбородок, заставляет меня снова посмотреть в его глаза.
— Родители приехали, — выдохнув, сообщаю я, надеясь, что эта проблема сойдет за мое настоящее беспокойство. — Ночью вчера. Надо кое-что уладить.
— Без проблем, давай телефон, — усмехнулся он, а я только фыркнула, освободив свой подбородок.
— Очень смешно, прямо обхохочешься! Да будь ты проклят, тупой ремень! — воскликнула я, со злостью стукнув по замку ремня. Дмитрий Николаевич спокойно нажал на него и отцепил заевший ремень, а я выдохнула, сгорая от стыда за свою несдержанность.
— Зайди ко мне после уроков, — сказал он, вглядываясь в мое лицо. А я, не поворачивая головы, тихо пробормотала, злясь на себя:
— Конечно, Дмитрий Николаевич.
А потом, выйдя из машины, поспешила в лицей через дворы, даже не обернувшись.
***
Иногда так получается, что ты настолько увлекаешься чем-то, что совершенно забываешь об окружающем мире. Как правило, со мной это происходило, когда меня затягивала какая-то интересная книга. Я запросто могла провести за чтением всю ночь, не отрываясь, и только с рассветом заставляла себя отложить книжку и хотя бы немного поспать. Плюс молодого организма в том, что у него в резерве столько сил, что после такой ночи можно спокойно поспать часа три и, как ни в чем не бывало, функционировать в течение всего последующего дня.
Конечно же, после той жуткой ночной смены мне, даже несмотря на то, что я — счастливый обладатель этого самого молодого организма, надо было бы проспать несколько суток, чтобы морально прийти в себя. Но, думаю, что тут просто дело в непривычке к подобному стрессу.
А вот к отсутствию в городе родителей я привыкла быстро. И так ловко вжилась в роль самостоятельной девочки, что совсем забыла, что я пока еще официально являюсь несовершеннолетней. И пусть мои родители раз в год, ближе к весне, регулярно отправлялись в длительную командировку, я оставалась на попечении брата. О чьем существовании я тоже имела наглость забыть. Но, как оказалось, судьба приготовила для меня гораздо больше сюрпризов, чем я ожидала от нее получить на этом сказочном празднике под названием «жизнь»…
Фаня ждала меня около входа в лицей, засунув руки в карманы белой куртки и мерно вышагивая вдоль ступенек. Взгляд, которым она меня встретила, был полон осуждения настолько, что на секунду я даже почувствовала вину. Не из-за того, что так долго держала ее в неведении, хотя, если подумать, моя личная жизнь — дело мое и только мое. А из-за того, что успела моя подруга себе навоображать. Будто я действительно занималась прелюбодеянием и грехопадением в объятиях Дмитрия Николаевича. Хотя, честное слово! Уж лучше бы и так, чем те сомнения, что меня теперь раздирают по поводу него. Спасибо, блин, Леша!
— Пожалуйста, только не молчи! — взмолилась я, глядя на подругу, потому что она уже несколько секунд просто стояла напротив и сверлила меня уничтожающим взглядом.
— Мама тебя не выдаст, но сказала, чтобы ты головы не теряла.
— Господи, спасибо! — выдохнула я чуть громче, чем следовало, и тем самым привлекла к себе подозрительные взгляды со стороны спешащих в школу учеников. — Хвост, спасибо, спасибо, спасибо! — я потянулась, чтобы заключить в объятия подругу, но та отшатнулась от меня, как от паралитичной больной.
— Не так быстро! — она оглядела меня с ног до головы. — Сейчас мы зайдем, и ты мне все объяснишь, от начала и до конца!
— Прямо сейчас? У нас как бы урок…
— Пошли, — бросила Хвостова и, схватив за руку, потянула ко входу.
Мои убеждения, что в школе надо учиться, а не рассказывать в туалете о своих похождениях с учителем, все-таки возымели должный эффект, и Фаина, согласившись, что сорок минут можно и подождать, оставила меня на время урока в покое. Хотя, это было сделано лишь условно. На деле же, я чувствовала, как она сверлит взглядом мою многострадальную спину. Даже Исаева во время урока русского протянула мне листочек с написанной второпях корявым почерком «что ты сделала с Фаней».
А на перемене меня практически за шкирман потащили к туалету, где Фаня, рявкнув на двух маленьких девчонок, чтобы те убирались отсюда, встала напротив меня и, сложив руки на груди, приготовилась внимать моему рассказу.