Химия чувств. Тинктура доктора Джекила

Остановившись, я подумал, что могу умереть, так и не узнав ничего о своем отце, о том, сколько в нем осталось человеческого и насколько он контролировал зверя в себе.

Я импульсивно бросил сумку на пол и подошел к компьютеру, думая, что стоит черкнуть строчку. Написать прощальную записку, рассказать, что я знал наверняка о нас обоих. Компьютер загудел в темноте, я открыл новый текстовый файл. Сочиняя сообщение отцу, я, честно говоря, улыбался.

Дорогой папа…

Угадай, что выкинул твой непослушный сын!

Именно это я и напечатал и нажал кнопку «сохранить», чтобы мое послание не исчезло вдруг, как и сам его автор. Всплыло окошко – надо было как-то назвать новый файл. Я улыбнулся пошире, чуть не засмеявшись над абсурдностью происходящего. «Последнее письмо», как же его еще назовешь?

Я напечатал «по», а компьютер подобрал файлы, начинающиеся на эти буквы. И тут я увидел документ с названием «ПодавлениеХайда. doс»!

Этот файл, имя которого было так созвучно с моими собственными переживаниями, разожгло во мне любопытство. Я сохранил свое сообщение и переключился на отцовский текст.

Я спешно листал документ, двигаясь по тексту все быстрее и со все большим интересом. Я чуть ли не носом прижимался к экрану и просто не мог поверить глазам своим.

Глава 40 Джилл

– Мам, ну как суп? – поинтересовалась я, присаживаясь на край ее кровати. Она сидела, положив под спину подушки, и методично, ложку за ложкой, поглощала бульон.

– Вкусно. Спасибо, Джилл.

Я улыбнулась, думая о том, что даже такая простая мелочь – это очередной шаг вперед. Мама больше не голодала, а что-то ей даже начало казаться «вкусным».

– Ты сегодня лучше выглядишь, – сказала я, – уже не такая бледная.

– Мне действительно лучше. – Мама поставила пустую тарелку на тумбочку и закрыла глаза. – После целого дня в больнице я устала, но уже не чувствую себя такой слабой.

– Хорошо. – Я протянула руку за успокоительным, которое она до сих пор принимала на ночь. Открыв баночку, я посмотрела маме в лицо.

Она все же еще была бледновата и много спала. Уж не знаю, что там у доктора Хайда за подход, но он работал. Мама сегодня не только не казалась мрачной, но и улыбалась время от времени. И это была не вымученная гримаса, к которой я привыкла, а настоящая, хоть и неуверенная, улыбка.

Я подала ей таблетки, а когда протянула руку за стаканом с водой, мой взгляд упал на стоявшие на тумбочке часы.

Начало одиннадцатого. Интересно, Тристен уже в школе? Он уже готовится к…

Но мне все равно, напомнила я себе, подавая маме воду. Это его жизнь и его проблемы. Я ничего не могу поделать, и я не должна ничего делать.

– Джилл. – Мамин голос прервал мои мысли.

Я посмотрела на нее – она протягивала мне пустой стакан, и я взяла его.

– Да?

– Доктор Хайд… – Она закрыла глаза, готовясь уснуть. – Он мне очень помогает. Мы столько вопросов разрешили. И я теперь понимаю, что уделяла тебе недостаточно внимания с тех пор, как погиб твой отец.

– Мам, все нормально. – Я поставила стакан и взяла ее за руку. – Ты же болела.

– Да, так и Фредерик говорит, – согласилась она. – Но все же мне прямо не по себе становится, когда я думаю о том, сколько тебе пришлось взвалить на себя.

– Ничего страшного, – уверила ее я. Но у меня мелькнула и мысль: «Фредерик»? Не «доктор Хайд»?Это не зря показалось мне странным – или все пациенты так к врачу обращаются? – Ты, главное, поправляйся, – добавила я, – а за меня не беспокойся. Все в порядке.

– Джилл, ты сильная девочка. – Мама стиснула мою руку, язык у нее уже начал заплетаться. – Спасибо тебе за твою заботу. И поблагодари еще сына Фредерика…

– Тристена, – напомнила ей я. Он ее настолько одурманил, что она даже имя его забыла?

– Да, Тристена. – У мамы перехватило дыхание и, к моему огромному удивлению, по щеке побежала слеза. – Если бы ты не попросила его уладить дело… Не знаю, лежала ли бы я сейчас здесь, – сказала она прочувствованно. – Ты не представляешь, я же чуть не сдалась…

– Мам, не говори так! – воскликнула я. – Ты бы не…

– Не знаю, – ответила она. – Но теперь тебе волноваться не о чем. Сейчас последние месяцы мне уже кажутся страшным сном. Я ничего с собой не сделаю, уже нет.

Мое горло словно тисками сжали, я начала задыхаться.

Мама делать глупости не собиралась. А вот Тристен мог – и прямо сегодня. Возможно, он глотал опасный раствор прямо в этот самый момент…

Мой взгляд снова метнулся на часы. Почти пятнадцать минут одиннадцатого.

– Джилл, когда увидишь его, передай, – добавила мама сонным голосом, по которому я уже научилась понимать, что лекарство подействовало, – что я никогда не забуду, что он для меня сделал. Фредерик сказал, что Тристен его так настойчиво уговаривал меня взять, что он просто не смог отказать… – Ее голос стих – сказалось действие таблеток, горячего супа, к тому же она столько сил потратила на эту откровенность.