«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984

— Мы будем там на три дня раньше патрульного крейсера.

— Но ведь мы не вооружены!

— Поэтому я и приказываю всем пассажирам покинуть корабль. То же могут сделать члены экипажа, которые считают, что дальнейшее пребывание на корабле для них нежелательно.

Первым улыбнулся второй штурман. Потом улыбнулись и остальные.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Консул Ольсен и начальник стражи ВараЮ приехали на космодром.

Само здание почти не пострадало. Взрыв, разрушивший диспетчерскую, лишь выбил стекла и сорвал крышу. В тени здания, еле различимые за тучей рыжей пыли, сидели рядком три мрачных инженера из команды «Шквала».

— Что-нибудь слышно? — спросил первый инженер Салиандри. Он провел ладонью по плотной курчавой шевелюре, и в рыжей шапке образовалась черная просека.

— Нет, — ответил Ольсен печально.

У ВараЮ тоже было немного новостей. Накануне он пытался выяснить, не было ли на борту маньяка, который мог бы угнать корабль. Сам ВараЮ не верил в эту версию, но держался за нее несколько часов. Уже было известно, что исчез Пруг Брендийский, что убита ПетриА, что Андрей Брюс с капитаном позапрошлой ночью поехали на космодром, а их машина, сказал ВараЮ, найдена сожженной и изрешеченной картечью. Все указывало на то, что похищение корабля — дело Пруга, но начальник стражи не мог в это поверить. Невероятность преступления и его ненужность не умещались в сознании.

Инженеры со «Шквала» пытались разобраться в остатках диспетчерской. В глазах филолога Ольсена инженеры с гравитолета были наделены безусловной способностью подчинять себе машины. Разрозненные части рации, извлеченные из-под развалин, лежали в тени. Частей было много.

— Надежды на связь мало, — сказал Салиандри.

— Ничего, — успокоил себя Ольсен. — В Центре уже знают.

Он поглядел на белесое, иссушенное небо, будто там миг возникнуть патрульный крейсер.

— Далеко лететь, — сказал помощник капитана, имени которого Ольсен не помнил.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

На планете Ар-А жили потомки людей — амляки.

Эти твари держались небольшими стаями. Почти беззащитные перед крупными хищниками, они сохранили остатки интеллекта, что позволяло им выжить в этом жестоком мире. Их название возникло из звукоподражания: существа все время бормотали что-то вроде: ам-ляк-ам-ляк-ам-ляк. Они не ощущали никакой связи с развалинами городов, но какие-то инстинкты тянули их к кладовым. Видно, человечество на Ар-А погибло хотя и быстро, но не мгновенно. Последние разумные жители планеты наименее пораженного среднего континента не только успели спрятать в пещерах наиболее ценные с их точки зрения вещи, но и вели до последнего момента записи. И ждали. Наивно ждали, когда все это кончится, и окончание смертей принимали за победу над врагом. Тщетность жертв оскорбляла сознание более, чем страх всеобщей смерти.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Начальника археологической экспедиции Тимофея Брауна беспокоило отсутствие связи, но оснований для тревоги не было, потому что «Шквал» ждали только через двое суток. В тот день работали, как обычно: с утра принялись за подземелье в мертвом городе. Во время последней войны там находился штаб фронта и арсенал.

К обеду археологи вернулись к себе в купол. Эльза, жена Тимофея, принялась готовить обед, а Львин решил наконец починить археоробота Гермеса; Тимофей разбирал бумаги, привезенные из подземелья.

В это время в трех километрах от купола и опустился «Шквал». Опустился мягко, словно подкрался. Браун решил, что это слабый сейсмический толчок.

— Ты слышал, Тима? — спросила Эльза из камбуза. — У меня чуть чашка не упала.

— Пустяки, — отозвался Тимофей.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Пруг не хотел терять времени даром. Как только «Шквал» опустился на поляну и локаторы определили, что никого нет, он приказал выкатить вездеход, взять на него Фотия ван Куна и десять воинов, захватить жилище археологов, а затем, не теряя времени, направиться к арсеналам.

И все прошло бы, как хотел того Пруг, если бы не неожиданный поступок Фотия ван Куна.

Его вывели к открытому люку.

Воины стояли у входа, тихо переговариваясь. Тишина, владевшая миром, приказывала им быть осторожными, как охотникам в незнакомом лесу. Пустошь, покрытая редкой травой, уходила к низкому серому лесу, за которым поднимались тоже серые, голубоватые холмы. Странная тишина, безветрие, низкие облака, сгущавшиеся в преддверии дождя, — все это наполняло пейзаж тревогой.

Фотий ван Кун стоял в стороне, в полутьме, на расстоянии вытянутой руки от крайнего воина. Он тоже смотрел наружу, но видел совсем иное: знакомую поляну, за которой будет пригорок, поросший колючими деревьями, а затем, если обогнуть пригорок узкой дорожкой, другая поляна у скал. Там купол, и там домовитая Эльза Браун и неразговорчивый Тимофей ждут его, а Львин напевает неразборчивую для европейского уха бирманскую песню и что-нибудь, как всегда, мастерит…

В ван Куне росло нетерпение, обязательность действия. Неизвестно, как остановить пиратов, но бездеятельность была невыносима.

Начался мелкий занудный дождик. Капли взбивали пыль, затягивали туманной сеткой недалекий лес и холмы.