«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994

— Нет, вы перегибаете палку. Полон иллюзиями — это, пожалуй, вернее. В молодости мы все живем иллюзиями. Да, тот майский симпозиум забыть невозможно. Адриатика, бора, землетрясения… Как романтично все было!

— Алекс, вы такой же сентиментальный, как и прежде. А говорите, что лишились иллюзий юности.

— Послушайте, мы так и будем здесь разговаривать? Давайте пойдем в бар. Правда, в вашем крыле бар, насколько я знаю, закрыт, но в крыле С он должен работать. Кофе на «Стратопорте» превосходен.

— Ради встречи можно выпить чего-нибудь и покрепче кофе.

Мерта обворожительно улыбается, вставая с места.

Мы выходим в кормовой коридор. Минуем причальную галерею, подходим к двери бара.

— Действительно, закрыто, — говорит Мерта, умудряясь окрасить эту короткую фразу множеством интонационных оттенков: здесь и честное недоумение, и шаловливое недоверие к моим недавним словам, и некоторое уважение к человеку, который иногда, оказывается, говорит правду. — Может, это ошибка?

Мерта дергает за ручку двери, но та не поддается. Против универсального ключа можно бороться только универсальным ключом. А они на «Стратопорте» только у капитана, у первых пилотов и у главного стюарда. И еще у меня. Пронести такой ключ на борт постороннему человеку практически невозможно: в рукоятку вделан маячок, на сигналы которого система предполетного контроля реагирует истошными воплями.

— Очевидно, технические неполадки, — бодро говорю я и продолжаю настаивать: — А чем хуже бар в крыле С?

Мы идем дальше. Перед нами шлюзовой тамбур, соединяющий кормовые коридоры крыльев В и С.

Я открываю дверь шлюза, пропускаю Мерту вперед, захлопываю дверь, тут же запираю ее универсальным ключом, совсем не по-джентльменски отпихиваю Мерту, прыгаю к дальней двери и тем же ключом фиксирую замок. Оборачиваюсь. И… получаю серию хлестких ударов, которую еле-еле успеваю блокировать: в пах, в солнечное сплетение и по адамову яблоку. Еще два удара — по надкостнице большой берцовой кости и в верхнюю челюсть. Руку Мерты я перехватываю, но ребро ее туфли входит в чувствительное соприкосновение с моей голенью. Больно.

Теперь атакую я. Несильно. Но метко. Так, чтобы Мерта приходила в себя примерно минуту. Защита у нее поставлена слабовато. Или сказывается возраст?

Через несколько секунд Мерта лежит на полу. Ее руки связаны моим ремнем. Я стою, прижавшись спиной к стенке шлюза — цилиндрической камеры диаметром чуть больше роста человека, где от одной герметической двери из бронепластика до другой всего-навсего полтора метра.

На всякий случай я обыскиваю Мерту, но оружия, как и ожидал, не нахожу.

— Рад, что не пришлось прибегать к долгим объяснениям, — говорю я. — Тебе понятно, кто я, мне известно, кто ты. Переиграть меня тебе вряд ли удастся. Все, что от тебя требуется, — это сообщить мне код шифровки, которую передал Олав из Галифакса. Вообще — секрет кода, основанного на четверичной записи. Как видишь, мне известно и это.

Мерта поднимает голову, встряхивает ею и садится на пол, прислонившись спиной к двери, ведущей в крыло С. В ее глазах вспыхивают ледяные искры ненависти. Тонкая струйка слюны стекает по шее, — жалкое и неприглядное зрелище.

— Как видишь, я пошел ва-банк, — продолжаю я. — Теперь нам с тобой нечего терять. Если ты раскрываешь секрет кода, мы выходим отсюда и расстаемся навсегда. Разумеется, наши конторы не простят нам с тобой обоюдную «засветку». Но это дело десятое. Конечно, в том случае, если кодированная информация Олава заслуживает внимания. Но не вздумай молчать или делать вид, будто ты никакого кода не знаешь. В таком случае мы будем сидеть здесь, пока экипаж не обнаружит, что шлюз блокирован, — а я постараюсь, чтобы он обнаружил это как можно скорее. Тогда крылья А и D отваливают, наши два крыла совершают экстренную посадку на первом же пригодном аэродроме, и нас хватают контролеры ООН как двух неидентифицированных агентов, которые противозаконным образом вступили во владение универсальным ключом.

— Дурак! — шипит Мерта… по-русски. Впрочем, что тут удивительного? Если я свободно говорю на трех языках, то почему Мерта, разведчик высокого класса, не может знать русского? — Не надо вешать мне лапшу на уши! Я прекрасно знаю, что ты агент КОМРАЗа, и никакие контролеры ООН тебе не указ, и право на ношение универсального ключа у тебя есть. Неужели ты думаешь, будто чего-нибудь добьешься? Я сделаю все, чтобы тебя взяли именно как агента, но не агента КОМРАЗа, это не предосудительно, а как советского шпиона, которому нечего делать на аукционах. Что касается меня… Какой я агент? Я просто жертва. Озверевший красный агент насилует в шлюзе «Стратопорта» пожилую шведку — ничего заголовочек, а?

— Тебе так просто не отделаться, — угрожаю я.

— Почему же? На ключе — твои отпечатки пальцев, я к этому делу вообще не причастна. Оружия при мне нет, компрометирующих материалов — тоже. А из тебя, если тряхануть как следует, я уж и не знаю что посыплется.

— Ты считаешь, твои шефы простят тебе, что ты так глупо засыпалась с русским?