Химия любви

Сперва я хотела распустить волосы, но обнаружила на них след от резинки, так что собрала их в высокий хвост. Влезла в балетки, снова критически осмотрела себя в зеркале. Повернувшись кругом, обнаружила на кровати коробку, битком набитую личными вещами – короткое, но мрачное напоминание о том, как я умудрилась перевернуть вверх дном всю свою жизнь.

Не обращая внимания на это чувство, нырнула в коробку и разыскала на самом ее дне помаду и тушь – образцы, врученные Каталиной. Решила, что легкий макияж мне не повредит.

Впрочем, я изменила свое мнение, когда нечаянно ткнула себе в глаз щеточкой для туши – и не один, а четыре раза подряд.

Сделав с собой все, что могла, я нацепила очки и устремилась по лестнице вниз. Родные были уже дома: дедуля о чем-то болтал с Джоди Хвостер, а бабуля, судя по витающей в воздухе мерзкой вони, снова пыталась приготовить ужин. Эти безуспешные попытки продолжались уже много десятилетий; интересно, когда же она сдастся и признает, что кулинария ей не по зубам?

Я хотела проскользнуть незамеченной, но забыла о третьей ступеньке; она заскрипела так пронзительно, словно нарочно решила поднять тревогу.

– Анна! – позвала бабуля из кухни.

Адские гончие взяли мой след, но я еще надеялась уйти от погони.

– Буду поздно! Когда точно, не знаю.

Может быть, после корпоратива Крейг пригласит меня прогуляться. Мы пойдем, рука в руке, вдоль воды, отражающей свет звезд (и плевать, что ни рек, ни иных водоемов поблизости не наблюдается), а потом заметим очаровательную скамейку, сядем рядышком и будем говорить, говорить до восхода солнца… От этой мысли я блаженно вздохнула, но тут же сказала себе, что Каталина, пожалуй, права: я слишком увлекаюсь ромкомами.

– Тебе вообще-то с утра на работу, – подозрительно сощурив глаза, сообщила бабуля. – Хоть ты там только делаешь вид, что занимаешься наукой, но есть, знаешь ли, обязанности…

– Нет больше никаких обязанностей! Я уволилась!

Тут я ойкнула и прикрыла рот рукой. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Мне казалось, я знаю, что ответит бабушка. Первым делом скажет: «Я же говорила!» И примется надо мной кудахтать, точь-в-точь наш Клювильям Смит.

Вместо этого, к моему удивлению, она потребовала объяснений:

– Что значит «уволилась»?

– В обычном смысле этого слова. Помнишь, каждое утро я встаю ни свет ни заря и иду в «Минкс Косметикс»? Так вот, завтра мне рано вставать не придется, и послезавтра, и в любой другой день в обозримом будущем – тоже.

В разговорах с бабулей вечно чувствую себя, словно все еще учусь в школе. Терпеть этого не могу.

Такой ответ, похоже, бабушку удовлетворил, но тут же она задала следующий строгий вопрос:

– Значит, решила наконец серьезно отнестись к своей карьере и посвятить себя работе, на которой твой интеллект и ученая степень не будут пропадать зря?

Сама бабушка – почвовед, изучает химические свойства почвы. Официальное название профессии – педолог. Не путать с «педофилом». (То, что это совсем разные слова, я выяснила в восемь лет в школе, когда на уроке нас попросили рассказать, кем работают наши родные. В тот же вечер учительница позвонила моим родителям… в общем, неловко вышло.)

– Ни мой интеллект, ни степень не пропадали зря на старой работе – и дальше пропадать не будут. Я вполне довольна профессией косметического химика. И хочу делать карьеру именно в этой области.

Бабуля плотно сжала губы – а в следующую секунду, к сожалению, их разжала и разразилась монологом о моей безответственности. Сколько подобных речей я уже выслушала! Все знаю наизусть: что раньше женщинам в науке и технике было куда сложнее пробиться и работать приходилось вдвое больше, чем мужчинам (это правда – но будь я проклята, если хоть с чем-нибудь соглашусь, не доставлю ей такого удовольствия!), однако тогдашние женщины прокладывали дорогу нынешним, а я теперь должна прокладывать дорогу тем, кто придет после меня. Тоже верно – но вообще-то этим я и занимаюсь!

Если мне когда-нибудь удастся основать собственную компанию, найму туда всех женщин-косметических химиков, каких найду в Лос-Анджелесе и его окрестностях.

Я предпочла бы совсем не слушать бабулю; но, поскольку она всю жизнь преподает, знаю, что после каждой лекции меня ждет проверочный опрос.

Когда она остановилась перевести дух, я сказала:

– Бабулечка, я все это знаю. А теперь мне пора идти. Меня на вечеринке ждут.

– Где-е? На вечеринке?! – Это, кажется, поразило ее еще сильнее известия об увольнении.

Такое откровенное недоверие слегка меня задело. Милых и теплых отношений у нас с бабушкой не было никогда, просто потому что сама она человек совершенно не теплый и не милый. Из тех, кто лучше всего смотрится в какой-нибудь дикой местности, в грязи с ног до головы и с лопатой наперевес.

Но я знаю, что бабуля меня любит. И не дает мне спокойно жить по двум причинам: во‑первых, чтобы я не стала «неудачницей», какой она считает маму, во‑вторых, чтобы исполнить свой долг перед покойными родителями – вырастить меня достойным человеком.