Химмельстранд. Место первое

Даже если бы Эмиль сказал что-то вроде «ну пап, ну пожалуйста» или «папа, ты должен», Стефан не полез бы на антресоли, хотя и знал, как много значат для Эмиля Бунте, Хипхоп, Бенгтсон и другие. Куда бы они ни ехали, все пять зверушек ехали с ними – в каком-то смысле это были его ближайшие друзья. Но как быть? Невиданной едкости кислота капает чуть не со всего потолка, и до зверушек Эмиля не добраться.

Но Эмиль промолчал. Должно быть, понял, что задача непосильная даже для папы. Глубоко вздохнул и сглотнул слезы. Даже заплакать себе не позволил. У Стефана чуть сердце не разорвалось от жалости и нежности.

Он посветил фонариком в туман. В конусе света, в другом конце антресолей он заметил рысенка Сабре.

Услышал голос Карины.

– Мальчик мой, надо дождаться, пока все это кончится… Стефан, что ты делаешь?! Нет!!!

Стефан завернулся в банное полотенце, прикрыл голову и спину и полез на антресоли.

Пока все это кончится… а если не кончится?

Это была соломинка, сломавшая спину верблюда. Он понял: все усилия защититься от дождя бессмысленны. Все равно кончится тем, что они прижмутся друг к другу и будут ждать, когда на них упадут первые смертельные капли. А у Эмиля даже не будет его любимых игрушек в утешение… чтобы обнимать их, когда папа и мама уже…

А-А-А-А-А-А!

…уже не смогут его защитить.

Эта мысль невыносима. И Стефан пополз вперед, не слушая отчаянные крики Карины.

Первые метры он ничего не чувствовал, только слышал, как несколько капель мягко шлепнулись о толстое полотенце. Не чувствовал и запаха, поскольку задержал дыхание, чтобы не дышать едким туманом. Но глаза щипало невыносимо. Наконец он протянул руку и ухватил свалявшуюся шерсть рысенка.

И в ту же секунду на руку упала капля. Начало жечь спину – полотенце уже не защищало. Словно раскаленные гвозди. Он собрал всю свою волю, чтобы не кричать, прикусил губу, похватал остальные игрушки, и в какую-то секунду…

А-а-а-а-а! А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

…и в какую-то секунду не мог решить: возвращаться или остаться здесь, на антресолях.

Я останусь здесь. Мое тело – тоже изолирующий материал, я могу подарить жене и сыну несколько лишних минут.

Но когда героические намерения вступают в противоречие с невыносимой физической болью…

Я сгорю здесь… я уже горю…

…они побеждают боль.

Это уже не гвозди. Огромный раскаленный утюг прижимает спину, и крик боли не удержать.

Стефан закричал, развернулся, оттолкнулся, как в плавательном бассейне, ногой от стены и на локтях, сжимая в охапке плюшевых зверей, пополз к лесенке. Не выдержал и вдохнул – точно тысяча липких, колючих нитей забили носоглотку. Он мучительно закашлялся, но продолжал ползти. Теперь он не только чувствовал, но и слышал. Он слышал отвратительное шипение, слышал, как горит кожа на спине, – будто кусок свинины бросили на горячую сковородку.

Стефан почти вслепую добрался до люка и перевалился через бортик.

Очевидно, сработал инстинкт самосохранения. Он перевернулся в воздухе и упал на живот, на охапку мягких плюшевых зверей. Но все равно ударился плечом, а лбом треснулся в крытый тонким линолеумом металлический пол. В мозгу вспыхнули сотни созвездий.

– Псих, псих, любимый мой…

Карина взяла его под мышки и оттащила к кухонному столу. Стефан по-прежнему судорожно сжимал зверушек.

– Папа, папочка, я не хотел…

Карина посадила его на тахту. Спина прикоснулась к грубой обивке. Он вскрикнул, наклонился и выложил игрушки на стол.

Звезды в голове поблекли. Эмиль потянул зверушек к себе, испуганно повторяя со слезами: «Прости, прости, прости…» Стефан бессильно махнул рукой – ничего, ничего, я не сержусь, и…

А-а-а-а-а-а…

…и тут же замолчал – а вдруг его вой еще больше испугает мальчика.

Карина погладила его по руке и посмотрела на него взглядом, который человеческая природа предназначила разве что для влюбленной пары на борту тонущего корабля или падающего самолета.

Я здесь. И ты здесь. Я тебя вижу.

Дождь продолжался.

* * *

Петер сидел на постели рядом с Молли и размышлял – впервые за несколько часов он мог позволить себе задуматься. Дождь молотит по крыше, струйки бегут по стеклам. Несколько капель просочились сквозь сварной шов на потолке и прожгли тряпку на мойке. Откуда вообще взялся такой дождь? А с другой стороны – почему бы нет?

Он, разумеется, не помнил цифры, показывающие вероятность совпадения случайностей, благодаря которым возникла жизнь на Земле. Ноль и бесконечное количество нулей после запятой. Написанное число сужается к горизонту, как железнодорожные рельсы. И где-то там, в конце, еле заметная единичка.

Слишком жарко, слишком холодно, нет атмосферы, или атмосфера есть, но ядовитая. Отсутствует вода. Тысячи и тысячи причин, любому ясно: зарождение жизни невозможно.

Нас не должно быть.