Хирург

— Ясное дело, тут только аванс. Меня интересует друг этого товарища, мужчина среднего роста, коротко стриженый, волосы русые, на вид типичный бык. Если быть точнее — адрес быка, номер машины и так далее.

— Всё, что в моих силах, — Ментик положил кепку на колени. — Вопрос можно?

— Нельзя. Никакого криминала не будет. Это просила одна моя знакомая, мне трудно ей отказать.

— Без проблем, — Ментик пригладил торчащие в разные стороны иссиня-чёрные волосы. — Как срочно тебе нужны сведения?

— Не горит. Но сам понимаешь: чем раньше, тем лучше.

— Значит, завтра приступим. Слушай, ты в Камыши случайно не едешь?

— Не еду, но подвезу. Адрес говори.

Ментик сказал. «Додж» Хирурга влился в стальной поток машин.

— Жаль Вадима, — нарушил молчание Ментик. — Жена его в больницу загремела. Слышал?

— Нет, не слышал, — ответил Хирург, не отрывая взгляда от дороги, сейчас как раз был перекрёсток, где пешеходы имели привычку бросаться под колёса.

— Менты сказали, что дело его — глухарь. Бывает, есть подозреваемые, но нет улик, — продолжил Ментик, сверкая чёрными глазками-бусинами. — Тут даже подумать не на кого! Наверно, откинулась мразь, которая с ним решила свести старые счёты. За двадцать лет на службе поневоле накопишь врагов. Я ему жизнью обязан! Хотя бы нашли убийцу.

Ничего они не найдут, подумал Хирург и сказал:

— Он был моим единственным другом.

«Приложу все усилия, чтобы его устранить, — пообещал себе он. — Менты найдут только труп и пистолет, из которого был убит Полковник. Если уже не гниёт этот пистолет на дне какого-нибудь озера. Глухарь будет раскрыт, никто и не подумает всерьёз заняться поисками героя, свершившего возмездие».

Хирург крутил руль и думал, что дело, даже если это одно из тысяч опостылевших дел, приобретает иной вес, если в нём есть личная заинтересованность. Теперь, когда с бычарой личные счёты, его смерть стала не обычной формальностью, а делом чести.

Прислушавшись к себе, он понял, что его злость не больше, чем недовольство по сравнению с ненавистью Оленьки. Эта девушка умела чувствовать. Иногда её вспышки имели уродливую форму, но они всегда были гармоничными. Как ветер: налетит, поднимет пыль, поломает ветки и уляжется. И дует с моря ласково, и треплет волосы. А ещё она умела радоваться мелочам: солнечному лучу на стене, небу в разрывах туч, бабочке, залетевшей в открытое окно.

Всё это для Хирурга стало данностью. Есть — хорошо, нет — будет завтра. Выздоровел пациент, прибежали сияющие от счастья родственники с конвертом — значит, на сотню баксов увеличился счёт в банке — можно зимой поехать в тёплые страны. Вот, только принесёт ли это радость? Ту искреннюю радость, что мелькает в глазах Оленьки?

Вряд ли. Будет несколько новых фотографий — паршивых, безвкусных и ярких (надо же чем-то бахвалиться коллегам). Да и само хвастовство — не более чем формальность. Вереница унылых дней тянется от горизонта до горизонта. Если не задумываться, то всё нормально, всё как обычно. Но если взглянуть на себя со стороны, то оказывается, что душа покрыта коростой. И когда она успела нарасти? Или не короста это — броня, которую забыл снять, и теперь она вросла навечно.

Поначалу он слишком болезненно относился к смертям переродков, когда его коллеги, тот же Полковник, видели себя вершителями чужих судеб. Хирург смотрел дальше. Они — не вершители, они — утилизаторы. Вершителей среди людей нет. Потому что шестерёнке неведомо, куда движется механизм, состоящий из миллионов таких же шестерёнок и миллиардов других деталей. Это известно только конструктору, который вряд ли снизойдёт и отметит своим вниманием именно эту шестерёнку.

Вот и вертится она изо дня в день, изнашивается, ломается, и на её место сразу же становится другая. Шестерёнка, наделённая сознанием (или это только она так считает?)

— Да вот же! Вот этот магазин! — воскликнул Ментик. — Тормози!

Хирург припарковался возле рынка и подумал, провожая взглядом узкоплечую фигуру, что вряд ли Ментику приходят в голову такие мысли, и он счастлив только поэтому. Он вертится с удовольствием и думает, что делает что-то значительное.

Или всё-таки воспоминания и впечатления важны? Ведь это единственное, что мы можем забрать с собой.

Дома он первым делом постучал в комнату Оленьки.

— Да-да! — проговорила она.

Девушка читала Маркеса.

— Нравится? — Хирург кивнул на книгу.

— Ага! Слышала много, но читать не приходилось. Только вот… Колумбия… там же круглый год жарко! И, вот, написано, что река там у них течёт… Как же Полковник умудряется голодать, когда вокруг навалом еды? Да пойди рыбы налови, воробьёв набей, голубей, в конце концов!

— Он пожилой человек, больной. Не все же такие шустрые, как ты. Да и для сюжета так надо.

— У нас на Днепре в основном старики рыбу ловят. Как-то мешает сопереживать, когда понимаешь, что человек или тупит, или ленится. И не такой уж он больной. Вот жена у него больная, её жалко. За такую медузу замуж вышла.

Хирург усмехнулся:

— Напиши критический отзыв.

— Я не умею, — отмахнулась Оленька.