Хирург

Кэтрин отдала фотографии Муру и вдруг заметила, что ее рука дрожит. Разумеется, это не ускользнуло и от его внимания, когда их пальцы соприкоснулись. Она подумала, что Мур вообще многое заметил, на то он и полицейский. Кэтрин так увлеклась своими переживаниями, что совсем упустила из виду этого мужчину. Он был спокойным и вежливым, и она не чувствовала угрозы с его стороны. Только сейчас она поняла, что все это время он пристально изучал ее, пытаясь разглядеть настоящую Кэтрин Корделл. Не серьезного хирурга-травматолога, не холодную рыжеволосую красавицу, а просто женщину.

Теперь заговорила детектив Риццоли. В отличие от Мура, она не пыталась смягчить свои вопросы. Ее интересовали только факты, и она не собиралась тратить время на сантименты.

— Когда вы переехали сюда, доктор Корделл?

— Я покинула Саванну через месяц после случившегося, — ответила Кэтрин в такой же деловой манере.

— Почему вы выбрали Бостон?

— А почему бы и нет?

— Это довольно далеко от Юга.

— Моя мать выросла в Массачусетсе. Каждое лето она привозила нас в Новую Англию. Для меня это было... словом, я как будто вернулась домой.

— Итак, вы живете здесь вот уже более двух лет.

— Да.

— И чем занимаетесь?

Кэтрин нахмурилась, сбитая с толку этим вопросом.

— Работаю здесь, в «Пилгрим», с доктором Фалко. В хирургическом отделении.

— Выходит, «Глоб» дал неверную информацию.

— Простите?

— Несколько недель назад я читала статью про вас. Про женщин-хирургов. Там, кстати, была ваша великолепная фотография. Так вот, в статье говорилось, что вы работаете в «Пилгрим» всего год.

Кэтрин выдержала паузу, потом спокойно произнесла:

— Все правильно. После Саванны мне потребовалось какое-то время, чтобы... — Она откашлялась. — Я начала работать с доктором Фалко только в июле прошлого года.

— А что вы можете рассказать о первом годе вашей жизни в Бостоне?

— Я не работала.

— Чем занимались?

— Ничем.

Она смогла выжать из себя только такой ответ — унылый и бестолковый. Не могла же она выплескивать им унизительную правду о том, каким был тот первый год. Дни, переходящие в недели, когда она боялась высунуть нос из своей квартиры. Ночи, когда малейший шорох повергал ее в панику. Медленное и болезненное возвращение в мир, когда простая поездка в лифте или ночное возвращение на машине требовали предельного мужества. Она стыдилась своей трусости, незащищенности, ей до сих пор было стыдно, но гордость не позволяла показать это.

Она посмотрела на часы.

— У меня пациенты. Мне действительно больше нечего добавить.

— Позвольте мне уточнить кое-какие факты. — Риццоли открыла маленький блокнот. — Чуть более двух лет назад, ночью пятнадцатого июня, в вашей квартире на вас было совершено нападение доктором Эндрю Капрой. Этот человек был вам знаком. Он работал врачом-стажером в вашей больнице. — Риццоли взглянула на Кэтрин.

— Вы все знаете не хуже меня.

— Он одурманил вас каким-то лекарством, раздел. Привязал к кровати. Издевался над вами.

— Я не понимаю, зачем вы...

— Он изнасиловал вас.

Слова, хотя и произнесенные тихо, хлестнули, словно пощечина. Кэтрин молчала.

— И это еще не все из того, что он намеревался сделать, — продолжала Риццоли.

«Господи, сделай так, чтобы она замолчала!»

— Он собирался изуродовать вас самым жестоким способом. Так же, как он изуродовал четырех других женщин в Джорджии. Он вспорол им животы. Уничтожил тот орган, который делает женщину женщиной.

— Достаточно, — произнес Мур.

Но Риццоли не унималась.

— Это могло произойти и с вами, доктор Корделл.

Кэтрин покачала головой.

— Зачем вы мне это говорите?

— Доктор Корделл, мое самое большое желание — поймать убийцу, и я думала, что вы захотите помочь нам. Вам же не хочется, чтобы это повторилось с другими женщинами.

— Но я здесь совершенно ни при чем! Эндрю Капра мертв! Вот уже два года как мертв.

— Да, я читала протокол вскрытия.

— Я могу гарантировать, что он мертв, — выпалила Кэтрин. — Потому что я убила этого сукина сына своими собственными руками.

Глава 4

Мур и Риццоли изнывали в машине под струей теплого воздуха, вырывавшейся из кондиционера. Вот уже десять минут они томились в пробке, но в автомобиле пока не становилось прохладнее.

— Налогоплательщики получают то, за что платят, — заметила Риццоли. — Эта машина — сущий хлам.