Хирург

Он вышел на улицу и зажмурился от вспышек огней патрульных машин. Автомобиля Риццоли уже не было. Он уставился на пустующее место и вдруг почувствовал, как тяжело давит на плечи груз только что совершенного им поступка. Никогда еще он не оказывался перед таким страшным выбором и, хотя в глубине души и сознавал, что принял правильное решение, продолжал изводить себя сомнениями. Он пытался примирить свое уважение к Риццоли с тем, что он видел на крыше. Было еще не поздно взять свои слова обратно. Он мог бы объяснить Маркетту, что действительно было темно, заросли растений сбивали с толку, и Риццоли вполне могла подумать, что в руках У Пачеко оружие. Возможно, она заметила какой-то жест или движение, ускользнувшие от внимания Мура. Но, как он ни старался, в памяти не всплывало ничего, что могло бы оправдать ее действия. И он не мог интерпретировать то, чему оказался свидетелем, иначе, как хладнокровное убийство.

Когда он вновь увидел ее, она сидела, сгорбившись, за своим рабочим столом, приложив к щеке пакетик со льдом. Время было за полночь, и у него не было настроения беседовать. Но, когда он проходил мимо, она подняла голову, и ее взгляд буквально пригвоздил его к месту.

— Что вы сказали Маркетту? — спросила она.

— То, что ему хотелось знать. Как был убит Пачеко. Я не стал лгать ему.

— Сукин сын.

— Вы думаете, мне хотелось рассказывать ему, как все было на самом деле?

— У вас был выбор.

— Так же, как и у вас, на крыше, — отпарировал он. — Вы сделали неправильный.

— А вы застрахованы от неправильного выбора, не так ли? Вы никогда не допускаете ошибок.

— Если я их и делаю, то сам за них расплачиваюсь.

— О да, — усмехнулась она. — Святой Томас, я совсем забыла. Мур подошел к ее столу и в упор посмотрел на нее.

— Вы один из лучших полицейских, с которыми мне доводилось работать. Но сегодня вы хладнокровно убили человека, и я это видел.

— Вы не должны были это видеть.

— Но я видел!

— Что мы там вообще могли видеть, Мур? Тени, шорохи, движение. Грань между правильным выбором и неправильным вот такая тонюсенькая. — Она показала это на пальцах. — И мы это допускаем. Как допускаем и то, что каждый из нас имеет право на сомнения.

— Я пытался сомневаться.

— Наверное, недостаточно сильно.

— Я никогда не стану лгать, чтобы выгородить коллегу, — проговорил он. И добавил: — Пусть даже и лучшего друга.

— Не забывайте, сколько мрази вокруг. Мы же с вами не такие.

— Если мы начнем врать, как тогда отличить «их» от «нас»? Где эта грань?

Она отняла от лица пакетик со льдом и показала на свою щеку. Один глаз заплыл, и вся левая половина лица была похожа на разноцветный надутый шар. Жуткое зрелище повергло его в шок.

— Вот что Пачеко сделал со мной. Это вам не дружеская пощечина, согласитесь. Вы говорите про «них» и про «нас». На чьей стороне был он? Я оказала обществу услугу, отправив его на тот свет. Никто, поверьте, не станет оплакивать Хирурга.

— Карл Пачеко не был Хирургом. Вы убили совсем другого человека.

Риццоли уставилась на него, похожая на зловещий образ с портрета работы Пикассо с лицом наполовину нормальным, наполовину гротесковым.

— У нас же совпала ДНК! Он был тем, кто...

— ...кто изнасиловал Нину Пейтон, да. Но с Хирургом у него нет ничего общего. — Мур положил ей на стол отчет из лаборатории по исследованию волос и волокон.

— Что это?

— Данные исследования волос с головы Пачеко. Цвет, структура, плотность кутикулы не совпадают с волосом, обнаруженным в ране Елены Ортис. Никаких признаков «бамбуковых» волос.

Она замерла, уставившись в отчет.

— Не понимаю.

— Пачеко изнасиловал Нину Пейтон. Это все, что мы можем сказать о нем со всей определенностью.

— Но и Стерлинг, и Ортис были изнасилованы...

— Мы не можем доказать, что это сделал Пачеко. А теперь, когда он мертв, мы этого уж точно не узнаем.

Риццоли посмотрела на него, и здоровая часть ее лица скривилась от злости.

— Это должен быть он. Найти в городе случайных трех женщин — и чтобы все они оказались жертвами изнасилования? Невероятно. А Хирургу это удалось сделать. Он уничтожил всех трех. Если не он их изнасиловал, откуда он знает, кого выбирать, кого резать? Если это не Пачеко, тогда кто-нибудь из его приятелей, партнеров. Какой-нибудь стервятник, питающийся падалью, оставшейся после Пачеко. — Она швырнула ему назад отчет из лаборатории. — Может, я убила и не Хирурга. Но в любом случае я убила подонка. Похоже, все об этом забыли. Пачеко был подонком. Разве мне не полагается медаль? — Она встала из-за стола и резко задвинула стул. — А вместо этого — служебное расследование. Маркетт превратил меня в посмешище. Большое спасибо.

Молча он смотрел, как она выходила из комнаты, не зная, что сказать, что сделать, чтобы заделать трещину, расколовшую их дружбу.

Он прошел к своему рабочему месту и опустился в кресло. «Я — динозавр, — подумал он, — неуклюже ступающий по земле, где правдолюбие презирается». Но сейчас ему некогда было думать о Риццоли. Дело против Пачеко рассыпалось, и они вновь охотились за безымянным убийцей.