Хирург. Бегун. Беглец

Гексоген лежал на липкой от крови траве. Той траве, на которой он еще совсем недавно спал и видел сны. Или подслушивал, если верить кукловоду. В сгустке крови увязла божья коровка, она увлеченно гребла свободной левой стороной, стремясь вырваться. Широкая рана в груди пирата еще слегка дымилась, резко воняло паленой плотью.

Птицы, встревоженные выстрелом, дружно снялись и с шумом улетели прочь. Теперь слышен был только треск кузнечиков да заведенный двигатель корабля кукловода. Затем он газанул, выпустив столб сизого дыма, развернулся и проехал мимо Густава по обочине, пару раз пронзительно посигналив. Сушеная голова на флагштоке тоже как будто прощалась, раскачиваясь вместе с подвеской на выбоинах, в которые проваливались колеса машины.

Едва корабль кукловода взобрался на шоссе, как из пиратской машины вышел бегун. Он посмотрел вслед удалявшемуся кукловоду и сказал, указав на Гекса:

— Я все видел. Оно того стоило?

— Чего именно? — растерянно спросил Густав.

— Смерти этого пирата. Если да, то я спокоен. Если нет, то я зол и рассержен. На самом деле я зол вне зависимости от того, стоило оно этого или нет, если ты хочешь знать, странник.

— Стоило. Да, стоило.

— Ты узнал, где беглец?

— Нет.

— Тогда, черт возьми, о чем ты беседовал с этим отморозком?!

— О многом. Я расскажу позже.

Странник прошел мимо бегуна, взобрался на пиратский корабль и сдернул черный флаг с пыльным черепом. Он накрыл им Гекса, как смог. Вернее, укрыл то, на что хватило ткани, — голову и торс.

— Как ведет себя другой, ты проверял? — спросил странник у бегуна.

— Спит.

— Уедем, не станем его будить. Проснется, сам разберется.

— Даже рассказать ему не хочешь?

— Нет, это его проблемы.

— Правильно. В конце концов, кто, если не он, уничтожил целую общину? — согласился Руслан.

— Да. И мне страшно из-за того, что я сейчас чувствую.

— А что ты чувствуешь?

— Жалость. Никогда еще так тоскливо на душе не было. И откуда она взялась? Жалость к тем, кто умирает, кто убивает, кто гибнет, кто получает увечья или сходит с ума. То есть ко всем. Легион нарушил равновесие, вылив на нас чистой воды безумие — бесконечную свободу. И сейчас мне жаль даже себя. Потому что я делаю не то, что следовало бы.

— Например, вышибаешь людям зубы молотком? — предположил бегун.

— И это тоже.

— В твоих силах все это прекратить. Начни хотя бы с себя.

— Я не смогу. Никто не сможет, пока этот мир и порядок существуют, пока не пришел новый закон. Даже овца, если ее забросить в стаю волков, начнет брыкаться и бодать всех подряд, чтобы выжить. Выжить, а не съесть сырого мяса. Я не овца. Но и не волк. Мне даже… — Густав замолчал.

Бегун хмуро посмотрел на него, с неохотой признавая, что ощущает себя священником на душещипательной исповеди молодой девушки, у которой по-настоящему было десять парней, но каким-то образом вышла она замуж девственницей.

— Что — даже?

Странник тяжко вздохнул:

— Мне даже думать об этом трудно. Я сочувствую головорезам, убиваю нормальных людей и ищу что-то непонятное. Грязь, мразь, власть. Несправедливость хренова, в этих вечных часах что-то сбилось, шестерня запала. В голове не укладывается. Моя голова, вместившая в себя кусок легионера, — быть может, его задницу или левое яйцо, — не в состоянии переварить то, с чем я жил много лет. Как будто я что-то забыл, а вот теперь вспомнил. Или не как будто. Это очень смешно.

— Это не смешно, это называется моральными принципами.

— И что у меня с ними не так?

— До сей поры у тебя их просто не было, память тут ни при чем.

Бегун обнял странника за плечи и встряхнул.

— Поехали, — сказал он. — Нам еще есть о чем рассказать друг другу, но сделаем это по дороге. Как ты добрался до «Белого шторма»? У меня не очень весело вышло, ты не поверишь. И у тебя работает кондиционер? А то жара эта уже раздражает.

— Кондиционер пошаливает иногда, — ответил странник. — Все никак не починю.

Глава 33

— Я думаю, что у нас получится отличный пикник на обочине, — сказал Густав, разжигая костер.

Корабль стоял посреди дороги, левыми колесами на разделительной полосе. Он был чисто вымыт, двери были распахнуты, чтобы теплый летний ветерок мог беспрепятственно залетать внутрь. Солнце садилось, заливая редкие облака насыщенным бордовым светом. Где-то на той стороне реки с крыши одной из многоэтажек поднимался дым, но до него сегодня добраться не было никакой возможности, потому что странник и бегун столкнулись с действительно сложной проблемой — переправой через широкую реку.

Когда-то здесь был мост, но в момент Большого Взрыва в него врезался пассажирский самолет, взлетавший с расположенного неподалеку аэродрома. Падение вышло настолько удачным, насколько вообще может быть удачной катастрофа, — лайнер лишь частично повредил мост. Он занимал собой приблизительно треть моста, встав на покореженных сваях, как на постаменте, и упершись носом в бетонный устой, а хвостом расположившись по направлению к противоположной стороне реки.