Алиса подозревала, что Хирург явился неспроста. Это ее беспокоило, пока Чихай не пришел в себя. Убедившись, что он почти ничего не помнит, особенно в области деловой, да и в доме чувствует себя чужим, она успокоилась. Спокойствие прожженной женщины углубило и то, что Хирург, оказавшийся обычным пьянчужкой, заверил ее, что больше недели в доме не задержится. А когда Чихай подписал все бумаги, передающие ей, как многолетней сожительнице, все его имущество, она и вовсе стала рачительной хозяйкой и начала кормить бывшего своего владетеля куриным бульоном, да и не с импортных ног, а с домашних подмосковных курочек.
Лихоносов же, попив всласть хозяйкиного вина, занялся делом, которое и привело его в тихие болшевские места. Когда бывший мафиози пришел в сознание, Лихоносов отослал Аню в гостиную зубрить латынь и объяснил ему, что он, Чихай, хороший человек, и единственная его забота - это жить среди хороших людей.
Нет, Лихоносов не перегнул палку. Он знал, что если в сердце человека живет твердое желание быть хорошим и жить среди хороших людей, то такой человек, в конце концов, либо уходит в тайгу, в пустошь, либо становится презираемым правозащитником. Если, конечно, не становится революционером. Он знал, что твердость в желаниях делает человека идеалистом, никчемным и порою вредным, и потому поселил в сердце, а точнее в сознании Чихая смутное желание быть хорошим и жить среди хороших людей. Поселил, потому что твердо знал, что смутные желания время от времени вырывают людей из трясины обыденщины и заставляют ходить по миру в разные стороны, ходить с широко раскрытыми глазами; он знал это, и потому сразу сказал, что надо куда-то идти, ну, хотя бы в Воронеж.
- Я бы сам отправился в Воронеж, - смущенно улыбался Лихоносов Чихаю, но вот ведь беда - не могу я себе трепанацию сделать, это ведь не автопортрет писать. Так что поезжай один, но прежде выполни одну мою просьбу, я ведь заслужил.
- А что я могу сейчас сделать? - ответил Чихай, улыбаясь призрачной улыбкой только что родившегося человека.
- Я не знаю, - почти так же улыбнулся Лихоносов и стал ему объяснять суть своего дела. - Понимаете, - сказал он, - мне кажется, что в нашей с вами жизни, а может, в смутных желаниях, была женщина, много на нас повлиявшая. Я уверен в этом хотя бы потому, что ваше прозвище или фамилия что-то для меня значит. Я много пью, а иногда - очень много, и потому не могу отделить фантазии от фактов и прошу вас мне помочь.
- А что вам являлось в фантазиях? - спросил Чихай, после того, как в его мозгу, освобожденном от опухоли, что-то памятно-мысленное образовалось.
- Конечно, женщина... Мне иногда кажется, что я сделал одну женщину счастливой, и потом что-то плохое с ней случилось. Это не дает мне покоя.
- А как вы ее сделали счастливой? Хирургически?
- А как еще? По-другому я не умею...
Как мы уже говорили, память Чихая пострадала не полностью. Слова Хирурга, послужили для его мозга катализатором. Он вспомнил Дашу и подробно рассказал о ней Лихоносову. Рассказав, попытался оправдаться:
- Когда я увидел ее впервые , я понял, что она - это травинка, закатанная асфальтом. Такая же, какой я себя чувствовал, когда еще мог чувствовать. И мне захотелось ее освободить... А как я мог это сделать? Только по-своему...
Хирург повинно улыбнулся.
- Увидев ее, я тоже это понял, и тоже захотел освободить по-своему... И вот теперь, она, красивая от меня и уверенная от вас, пропала...
- Вы хотите, чтобы я ее нашел?
- Да... Но честно говоря, не представляю, как вы это сделаете в нынешней своей ипостаси.
- Вы говорили, что я был преступным авторитетом...
- Да. Это факт, известный в этих краях каждому ребенку.
- У меня, наверное, были друзья. Попрошу Владимира Константиновича связать меня с ними.
Позвали Владимира Константиновича. Он согласился помочь, Алиса, пришедшая с ним, тоже не возражала. Потом они ушли к себе. Там Владимир Константинович, просветленный любовницей за пять минут, решил ни к кому не обращаться, а поискать Дашу самостоятельно.
89. Он был доволен.
Бывший повар в тот же день поехал на Крутую. Его расторопность была вознаграждена - серьезный и очень курносый молодой человек заколачивал калитку гвоздями-сотками.
- Вы меня извините, но я, кажется, вас не знаю, - сказал ему Владимир Константинович, вежливо, но с металлическим блеском в глазах.
- А почему вы должны меня знать? - набычился парень.
- А потому что этот дом принадлежит не вам, а одной весьма примечательной даме.
Серьезный и очень курносый молодой человек молчал, и Владимир Константинович решил навести тень на плетень.
- Вы не очень напрягайтесь, - ласково улыбнулся он. - Дело у меня к вам очень простое, ну прямо очень простое, если, конечно, не плевое.
- Вы кто? - спросил парень.
Владимир Константинович увидел у него в глазах желание, чтобы он, Владимир Константинович, был из серьезных компетентных государственных органов, которые не любят длительных следствий, открытых процессов и публичной полемики.