Хирург возвращается

— Да почти весь персонал: и хирургическое отделение, и оперблок, и реанимация. Вы не думали еще над этим, Дмитрий Андреевич?

— Думал, но пока ничего определенного не скажу. А отчего ты мне вчера не рассказал, какая готовится пакость?

— Извините, но я и сам узнал только поздно вечером. Да я и не знал, когда именно все произойдет. Сегодня бы и сообщил, но кто ж знал, что Родя таким прытким окажется?

— Мда, практика показывает, что расслабляться нельзя ни на минуту…

— Вот если бы вы к нам окончательно переехали, главный врач ее бы сразу убрал из отделения. Переезжайте!

— Посмотрим-посмотрим.

— А чего тут смотреть? Ведь это судьба!

— В смысле?

— Ну, вы Боброву же сказали, что, мол, отстань со своим пойлом, вдруг кого из твоих родственников привезут. Так и привезли же внучку. Это как?

— Честно говоря, не знаю! Возможно, простое совпадение, а может, и нет! Только я всегда придерживаюсь правила: пьяному не оперировать и не дежурить. А лучше всего и вовсе отказаться от этой привычки!

— Так вы и по праздникам не пьете?

— Стараюсь не пить. А ты что — злоупотребляешь? Ты же спортсмен вроде?

— Ну, бывает, по очень большим праздникам и приму граммульку! Чтоб совсем не пить, так это как-то не по-русски. А вы как думаете?

— Антон Павлович Чехов в свое время произнес: «Водка бела, да красит нос и чернит репутацию». Лучше не скажешь.

— Классик! — согласился доктор Постников. — Но русский человек так устроен, что без совсем водки не может!

— Русский человек в основной массе после приема алкоголя нормально вести себя не может. Как говорится: «Сколько водки ни бери, все равно два раза бегать».

— И это чистая правда, — с сожалением соглашается Григорий. — Но увы, пока ее продают в магазинах, народ пить не прекратит.

— Самое ужасное, что даже если водку и остальные алкогольные напитки вообще снимут с производства, население нашей страны не перестанет пить. Мы это уже проходили, когда Горбачев начал борьбу с пьянством. Как известно, это ни к чему не привело. Помоему, еще больше пить стали.

— Как это?

— Да очень просто! Стали самогон гнать. Стало больше отравлений суррогатами алкоголя. Пока наше правительство поняло свою ошибку и разрешило свободную продажу водки, сколько того людей погибло от употребления сомнительных веществ!

— То есть ограничение доступа к алкоголю оказалось неэффективным. Оказалось, лучше разрешить продажу непаленого пойла, чтобы народ меньше травился. Так получается?

— Разумеется! Вы правы: наши люди без водки никак не могут. Мне доводилось бывать в странах, где вино, например, подается к столу каждый день. Вот, например, в Италии даже существуют уличные автоматы, торгующие вином постаканно, как у нас раньше продавали газировку. Бросил монетку в щель, нажал рычажок, и пожалуйста, вот стакан красненького. Надавил на другую кнопочку — наливается стакан белого или розового. Но у них нет такого повального пьянства. Итальянцам с детства прививают культуру пития. И они пьют натуральные вина, заметьте, а не жрут водку литрами, как у нас! Ладно, Григорий Петрович, мы можем обсуждать эту тему, но так и не прийти к общему знаменателю.

— Отчего же? Я вас прекрасно понимаю и поддерживаю.

— Вот и чудненько! Значит, вы согласны со мной, что употребление любого алкоголя есть зло?

— Ну-у-у, — заминается Григорий, — я бы не утверждал так категорично. Я за употребление, но в разумных пределах.

— Я смотрю, наш спор все равно ни к чему не приведет. Каждый остался при своем мнении. Пойду гляну своих больных и отправлюсь к себе в комнату, если не возражаете.

— С чего же я возражать стану? Сегодня воскресенье — законный выходной. Вы уже отдежурили, смену сдали.

— Добро! Если понадоблюсь, то звоните, не стесняйтесь! Номер мой вам известен.

Глава 17

Только я прилег после сытного обеда, как в кармане звонит телефон и незнакомый мужской голос интересуется:

— Добрый день. Дмитрий Андреевич Правдин?

— Он самый, а вы, простите, кто будете?

— Рудольф Сигизмундович Бобович, заместитель главного врача по хозяйственной части, — гордо представляются на том конце. — Михаил Михайлович попросил меня показать вам квартиру.

— Что за квартиру? — не понимаю я.

— Как какую? Ту, в которой вы станете жить. Больница предоставляет вам жилье как врачу-хирургу, если вы соберетесь сюда на постоянное место жительство. Вы разве не в курсе?

— В курсе! — с жаром отвечаю я в трубку, а сам думаю: «Любопытно. Так плотно занялись моей персоной, что уже и жилье подыскали. Надо съездить, взглянуть».

— Так что, вы готовы поехать прямо сейчас? Я на машине, мигом окажусь у больницы.

Рудольф Сигизмундович — крепкий сорокалетний парень с кудрявой, как у Есенина, головой, пивным животиком и трогательным румянцем на пухлых щечках. Его «уазик» лихо тормозит возле меня, обдав клубами серой пыли.

— Карета подана! — почти кричит здоровяк и предупредительно открывает передо мной дверь автомобиля.

— Вы очень любезны, — отвечаю я, усаживаясь на место рядом с водителем. — Далеко ехать?

— Не очень. По спидометру можно засечь, сколько километров.