Хирургия мести

Психолог зашел ко мне после беседы с Оксаной и только руками развел:

— Не вдаваясь в подробности, скажу — она совершенно адекватна. С моей точки зрения, у нее потребность в постоянном внимании, и она старается получить его откуда угодно и любыми способами, даже такими, как шантаж и угрозы собственному здоровью.

— И вы считаете, что у нее нет проблем? Если человек наносит себе вред, сопряженный с опасностью для жизни, то он уже по определению ненормален.

— Вы не так поняли. Она не причинит себе вреда в том смысле, чтобы здоровье серьезно пострадало. Она просто демонстратор. Такие аккуратненько вскрывают боковую венку на руке, чтобы вроде и кровь, но и не кровотечение, пьют таблетки — чаще безвредные и немного, открывают газ, но не забывают оставить распахнутой форточку, понимаете? — объяснил психолог. — Это не прекратится.

— Даже если она будет окружена вниманием круглые сутки семь дней в неделю?

— А вы представляете себе человека, способного отдавать себя кому-то настолько? Это ведь значит полностью отказаться от собственной жизни. Вам встречался кто-то, готовый пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы партнеру было комфортно? Мне лично — нет.

— Вот и мне — нет, — со вздохом подтвердила я. — Я давно ей говорила — прекрати это все, ну, нельзя влезть в жизнь другого человека и заместить там все собой, так не получится. Но она твердит — тогда мне никак не надо, надо только на моих условиях. Оксана не готова признать, что проблема в ней.

— Я бы не назвал это проблемой. Если хотите мое мнение, то это просто распущенность, избалованность. Она ведь не замужем?

— Уже нет. Но была много лет. Муж ее любил, многое прощал, но в какой-то момент вполне предсказуемо сломался и ушел, даже общаться не хочет.

— Я так и понял. Но я не сумел до нее донести мысль, что заполучить кого-то в свое полное распоряжение она, увы, не сможет.

— Это бесполезно, — я открыла окно и закурила, присев на подоконник. — Откровенно говоря, я не представляю, что мне с ней делать.

— Ничего, Аделина Эдуардовна, — Иващенко покрутил стоявшую перед ним чашку с кофе. — Вы ничего не сможете сделать. А чем больше будете пытаться, тем сильнее она начнет вас ненавидеть. Некоторых людей не спасти, понимаете? Им так комфортно — в этих постоянных поисках, в страданиях. Это их жизнь, и, видимо, нужно позволить им ее прожить.

— Думаете, мне легко видеть, что она делает со своей жизнью?

— Смиритесь. Вы не поможете.

— Вы такой пессимист, Иван Владимирович, даже странно, при вашем-то образовании и профессии.

— А, по-вашему, психолог всегда оптимистичен и бодр, потому что понимает, что и отчего в голове происходит? — усмехнулся он и вдруг почти незаметно прикусил губу, а по лицу пробежала гримаса боли.

— С вами все в порядке?

— Да, все нормально, — пробормотал психолог, глядя в чашку. — Я пойду, Аделина Эдуардовна. Кстати, я подписал разрешение на операцию Казаковой. Если вы настаиваете, я поработаю с ней еще, но точно вам говорю — это не имеет смысла. Вы, как я понял, тоже для себя все решили, так зачем тянуть?

— Кроме ваших подозрений, есть какие-то объективные причины для отказа?

— По большому счету нет. А мои подозрения, разумеется, в историю не вклеишь.

— Хорошо, я вас поняла, Иван Владимирович, — я спрыгнула с подоконника, погасила в пепельнице окурок и помахала рукой над столом, разгоняя облачка дыма. — Можете идти. И спасибо, что с Оксаной поговорили.

— Могу тоже продолжить, если вы настаиваете, — повторил он фразу, сказанную о Казаковой.

— Я подумаю и сообщу.

Психолог вышел. Я бросила взгляд на часы — время близилось к обеду, мне нужно просмотреть кое-какие документы и написать план завтрашней операции — предстояла сложная пересадка кожи. Ассистентом, пожалуй, Филиппа возьму, он в последнее время стал интересоваться именно этим направлением, так что ему будет полезно.

Телефон все время лежал экраном вниз — я так поступала всегда, чтобы потом, перевернув его, испытать радость от звонка или сообщения мужа. Не сегодня. Взяв в руки телефон, я не увидела ни пропущенных звонков, ни неоткрытых сообщений. Прекрасно… Но чего я, собственно, ждала после того, что сказала ему утром? Скорее бы уже начались занятия в институте, чтобы Матвей смог ощутить себя нужным. Я отлично понимала, как нелегко ему всякий раз провожать меня на работу и оставаться в квартире в роли домохозяйки. Я не требовала от него выполнения каких-то домашних дел, я бы и сама справилась, вернувшись, но Матвей по собственной инициативе взял на себя заботы о нашей семье. Я же всякий раз чувствовала себя довольно неловко и представляла, каково на самом деле мужу, привыкшему к совсем иной деятельности. Матвей, правда, говорил, что ему в удовольствие приготовить ужин, а все остальное продолжала делать приходившая трижды в неделю домработница, но я все равно надеялась, что, выйдя на работу, муж перестанет заниматься тем, чем не должен.