Хирургия мести

Я вышла из смотрового кабинета в приподнятом настроении — общение с доктором оказало благотворное влияние на мои нервы, а бархатные нотки его голоса до сих пор звучали в моей голове как музыка. Очень приятный доктор, даже не думала, что такие бывают.

До самого обеда меня гоняли в лечебный корпус на анализы и обследования, и это оказалось делом довольно утомительным, так что, пообедав, я прилегла, накинула на ноги покрывало и незаметно для себя уснула.

Разбудила меня Женя:

— Вы себя нормально чувствуете? — она уже успела мне объяснить, что обращаться на «ты» к пациентам у них не принято, потому только наедине она может фамильярничать, иначе схлопочет от начальства.

— Да, все хорошо. Устала просто, — потягиваясь, я села в кровати. — Оказывается, это такое тяжелое дело — в больнице лежать.

— Ну, некоторым нравится, — улыбнулась Женя. — Вас Аделина Эдуардовна к себе в кабинет зайти просила, проводить?

— Да, было бы неплохо, а то я не знаю, где это.

— Тогда собирайтесь, я минут через десять зайду. Женя упорхнула — легкая, в белокурых кудряшках, выбивавшихся из-под шапочки, в ладно сидевшем на тонкой фигурке халатике. Мне она нравилась, и в ее дежурство я с удовольствием выходила на пост поболтать.

Я вынула из косметички зеркало и принялась внимательно вглядываться в лицо. Уже через пару дней оно станет похоже сперва на бесформенный кусок мяса в бинтах, а потом постепенно приобретет совершенно иные черты. Оставались волосы. Признаться, мне было жаль своих волос — натуральный рыжий цвет, которого женщины пытаются добиться бесконечными окрашиваниями. Но пока мне придется сделать стрижку и выкрасить их в любой другой — белый, каштановый, черный — неважно. И лучше сделать это поскорее, еще до операции, а то потом будет не до того. Надо привлечь к этому Женьку — а что, ночью мы вполне можем этим заняться, здесь ведь нет больных, требующих неусыпного наблюдения. Решено — сейчас отпрошусь, пойду в поселок, куплю краску, а заодно зайду там в парикмахерскую, сделаю стрижку. Красить волосы там не получится, так надолго меня не отпустят.

С этими мыслями я и шла рядом с Женей по длинному переходу в административный корпус. Услышав мою просьбу, Женька вздохнула:

— А не жалко? Такие волосы…

— Ой, ерунда! — отмахнулась я, пытаясь выглядеть беспечно. — Не понравится — отращу, всего и дел.

— Ну, как знаешь. Давай попробуем.

Драгун сидела за столом в просторном кабинете и что-то быстро набирала на клавиатуре, то и дело сверяясь с записями в толстом ежедневнике. Когда я, постучав, вошла, она сняла очки, отодвинулась от стола и пригласила:

— Проходите, Станислава Юрьевна, присаживайтесь.

Я села на диван у окна. Драгун выглядела еще более измученной, чем утром, и я подумала, что, должно быть, с ее подругой не все так хорошо, как рассказывала Женя.

— Итак, Станислава Юрьевна, давайте обсудим то, что произойдет с вами после хирургического вмешательства, — сказала Драгун и повернула ко мне монитор, на котором красовалась моя фотография. — Вот так вы выглядите сейчас, — она заскользила мышью по коврику, и на экране по моему лицу забегала стрелка, отмечая красным пунктиром зоны, в которых будут проводиться операции. — После всех наших манипуляций на выходе будем иметь вот это, — она щелкнула мышью, и во весь экран высветилось лицо, на котором только глаза были моими.

— Ого… — только и смогла выговорить я. — Что-то я при поступлении не совсем уловила суть…

— Вы передумали? — внимательно посмотрела на меня Драгун, и я даже немного съежилась под взглядом ее прозрачных глаз.

— Нет, что вы, — поспешно заверила я, опасаясь, что сейчас она снова начнет волынку с психологом и прочими аргументами «против». — Просто очень неожиданно увидеть вот так крупно то, что получится потом. Знаете, ведь в голове это все довольно эфемерно — ну, нос подправят, ну, губы, скулы… а общая картина не особенно складывается. А тут… но мне нравится то, что должно получиться.

— И вы сможете привыкнуть жить с чужим лицом?

— А что тут такого? — легкомысленно улыбнулась я. — Научусь иначе краситься, вот и все.

— Дело не в макияже, Станислава Юрьевна, вы ведь отлично поняли, что я имею в виду, — устало произнесла Драгун и сжала пальцами переносицу. — Извините. Так вот, дело совершенно в другом. Иногда до операции пациенту кажется, что все это пустяки — подумаешь, изменится нос, разрез глаз, еще что-то. Но когда сходят отеки и синяки, из зеркала смотрит совершенно чужой человек, и это способно сломать психику. Вы столько лет видели себя одной — а теперь все иначе. Дело даже не в знакомых и друзьях, дело в том, что происходит внутри вас. Так что, пока есть возможность отказаться, хорошо подумайте.

— Мне не о чем думать, Аделина Эдуардовна. Я давно все решила.

Она снова посмотрела на меня в упор, и я почувствовала себя загнанной в сканер, который в состоянии не только увидеть мои внутренние органы, но и прочитать мысли.

— Хорошо, — сказала Драгун, отворачивая монитор. — Будем считать, что мы все обсудили. Завтра пройдете последние обследования, и послезавтра в одиннадцать встретимся в операционной.