— Это все, Миранда, — сказал Фердинанд. — Я только хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и всегда буду любить.
Миранда разрыдалась. Они обнялись и ждали.
Сквозь жалобный плач испуганной Миранды послышался нарастающий гул. Фердинанд посмотрел в ту сторону. Над ними вдруг пронесся маленький гидросамолет. Он повернул, огибая маяк. Снизился, немного пролетел в сторону острова, снова повернул и сел на волны в сотне метров от них. Фердинанд и Миранда посмотрели на спецназовцев, остановившихся, чтобы понять, что происходит, а потом повернулись к самолету, бегущему по волнам все ближе и ближе к ним. Из кабины вылез человек, и, встав на поплавок, принялся махать им рукой. Фердинанд поднял свой бинокль.
— По-моему, он машет нам. Понятия не имею, кто это. Твой друг? — Он протянул бинокль Миранде. Та взяла его и навела на улыбающегося, машущего рукой человека.
Миранда помахала рукой в ответ.
— Да, — сказала она, — да, это он. Тони Изсоседей.
Вертикаль страсти
Теория заговора
Коль скоро любовь — усовершенствование религии, коль скоро любовь — божество для взрослых, давайте вкратце рассмотрим, какие преимущества приносит Государству или сильным и власть имущим такой способ правления, основанный на одержимости любовью вместо одержимости Богом.
Самое, наверное, очевидное — любовь не требует дорогостоящих храмов для религиозных отправлений, ей даже не нужен специальный «день богослужения», который стал бы для пролетариев предлогом побездельничать. Она не нуждается в библии, в священниках и пророках, она, сама себя сохраняя в своих мифах, не нуждается в организационных структурах.
Любовь гораздо эротичнее всех религий, кроме нескольких восточных, самых эзотерических культов. И все-таки она поощряет продолжение рода и брачные узы, причем с полным ощущением свободы воли. Можно ли придумать более эффективный социальный нейтрализатор, нежели обычай сковывать два противоположных, психологически несовместимых пола узами мрака? Пардон, я имел в виду «узами брака». В брачных отношениях полов много позиций, но главная позиция — патовая. Договор, в котором каждый участник добровольно обязуется демпфировать и поглощать выделяемую другим энергию, как позитивную, так и негативную, разрушительную, тем самым связывая ему руки, снижая его опасный для окружающего мира потенциал Одиночки делают дело, пары без конца спорят.
Еще в древности римляне поняли, что самая эффективная форма партнерства — триумвират. Но и по сию пору нас убеждают соединяться в противоборствующие пары. В случае разногласий у троих возможно «подчинение большинству», но у двоих всегда будут «неразрешимые противоречия».
Далее, когда несправедливость жизни становится невыносимой, религия должна предлагать клапан для выхода пара. Христиане могут недоумевать, почему это «пути Господни неисповедимы». Ну а в любви жаловаться не на кого. Если она оборачивается несчастьем, что, кстати, неизбежно, жертвы винят самих себя или друг друга, но никогда — Государство, в котором они живут. То реальное Государство, которое как раз и поощряет это безумие через своих авгуров.
Тем не менее главное усовершенствование любви по сравнению с религией — это, надо полагать, ее почти безграничная коммерциализуемость. Ведь наш мир — это мир торговли и капитала, где для любого института единственный путь к выживанию вымощен золотом. Церковь могла столетиями наживаться на коммерции, от средневековой торговли индульгенциями до сверкающих во тьме голлографических мадонн двадцать первого века, но любовь способна продать все что угодно, и при этом еще всучить свой сертификат священного качества. Когда вы видите рекламу, ссылающуюся на любовь, вы хотите купить товар не только потому, что это обещание любви лично вам, но и потому, что любовь изображается как самое прекрасное, что только можно себе представить. В рекламе любовь прекрасна, и разве люди, у которых роман, не покупают самые лучшие товары?
Любовь повышает продажи, и делает это, эксплуатируя самый фундаментальный наш страх — страх одиночества И в этом парадокс, ведь чтобы любовь стала действенной, мы все должны страдать от одиночества, нас должно в глобальном масштабе объединять одиночество каждого из нас. Все мы должны быть едины в нашем одиночестве. И все же любовь, или идеологизированная культура, манипулирующая нашей верой в любовь, запрещает нам признавать этот наш невыносимый страх.