Все эти вопросы возникают только из-за того, что их (эти права) совершенно неправомерно пытаются применять и по отношению к монстрам, к извергам рода человеческого. Это не просто абсурдно, но и ужасно. Они же нелюди – не люди, и прав человека у них нет! Но хищные от юриспруденции всячески оберегают попавших в лапы закона хищных чудовищ. Вон, умер недавно президент-каннибал Ж.Б.Бокасса. Жан Батист – человеческие всё имена. При Сталине был закон, запрещавший давать животным человеческие имена.
Отменили… Бокассу приговорили к смертной казни, но так и не казнили. Он спокойно дожил свой век на роскошной собственной вилле. Миллионы людей умирают под мостами и на свалках, а этот зверь – во сне, в собственной постели, под ласковым присмотром врачей. Как святой… Случайно ли это? Нет!
Это то, что именуется «рука руку моет». Сменившие его хищные властители ЮАР не пошли на казнь. Они чувствовали к сановному людоеду уважение, как к «настоящему человеку», что называется, «с большой буквы».
В Японии, в конце 1980 годов, тамошний людоед Цуетоми Миядзака садистски убил и съел нескольких девочек возрастом от 4-х лет и старше.
Судебный процесс длился 7 лет, врачи всё спорили о его вменяемости, в конце концов, приговорили к повешению, признали-таки, что он осознавал свои действия. В его доме нашли тысячи видеокассет с детской порнографией и садистскими фильмами. Врачи утверждают, что он таким людоедским образом хотел удовлетворить свои сексуальные желания.
Андрей Романович Чикатило – коллега Бокассы и Миядзаки по «гурманским пристрастиям» – тоже не «фраер», и так же комфортно ожидал казни несколько лет, уже после подписания смертного приговора. Читал Николая Островского в уютной «отдельной» камере. В США, приговоренные к смерти преступники, ожидают казни, как правило, не меньше 8 лет. Психологически, подсознательно – это защита «своих», и ничто иное. Эти «всеобщие амнистёры» подсознательно чувствуют, что и они сами могут однажды оказаться в таком же положении. Что им тоже захочется совершить как-нибудь, «под горячую руку»,
«под настроение», «для разрядки» тягчайшее преступление. Их постоянно обуревают страшные, злобные грезы. Даже v самых респектабельных и внешне добрых (талантливых, артистичных) хищных субъектов наверняка присутствует этот внутренний фон предельной злобности.
Но почему же подобных защитников хищных чудовищ столь много? Тех же сторонников отмены смертной казни – не счесть. Это еще одно следствие великодушия нехищных людей. Они, по доброте своей душевной, считают, что, мол, «нехорошо и нам тоже убивать, пусть даже – и убийц, мы выше этого, мы же хорошие». О, святая простота! Если обычная простота хуже воровства, то уж святая – хуже некуда. Они не понимают того, что и в этом хищные их дурачат, как и во всём остальном. Аргументы хищных апологетов предельно примитивны и логически убоги. Мол, а вдруг невиновный попадется, и ни за что ни про что нарвется на «вышку»? Сколько вон, дескать, случаев расстрела ложно обвиненных – вместо истинных убийц?
Ну, причем тут невиновные и судебные ошибки? Ведь речь идет об очевидных случаях: о пойманных на месте преступления с поличным, о рецидивистах и т.п. Понятно, что если есть сомнения в виновности, то пусть, действительно, сидит сколько угодно до выяснения, или, на его счастье, поймают истинного преступника. Но закопанные в подвалах десятки трупов жертв, забитые человечиной холодильники, корыта для разделки трупов и виселицы для пыток. На сковороде жарятся отбивные, а в духовке тушится гуляш из человечины (при таких «поличных» обстоятельствах был задержан недавно людоед в Чувашии). С какого боку здесь может вклиниться гуманность?!
Ответьте, «господа хорошие»…
ПОТОП КАК «ПРОЖИТОЧНЫЙ МАКСИМУМ»
Самовозвышение хищных создает у них ложную уверенность в собственной непогрешимости. Даже в мелочах коррекция своего поведения дается им с трудом. А их лишенность сомнений доходит до курьезов. Но далеко не смешных, а страшных, из-за того, что в их руках власть. Такие самоуверенные, убежденные в собственной непогрешимости, хищные «властные орлы» вначале борются за что-то одно, ясное и определенное. Затем – небольшая «подвижка».
Отстаивают уже нечто чуть-чуть иное, но не менее для них отчетливое. После этого они корректируют «свою борьбу» с учетом возникшего чего-то третьего, затем – пятого-десятого. Это именуется у них пресловутой «гибкостью» политической линии. В итоге, они приходят к защите или завоеванию чего-то совершенно противоположного первоначальному намерению. Они без сожалений расстаются и с «идеалами юности», и даже – со вчерашними убеждениями.
Отсутствие самокритичности оказывается губительным фактором во всех таких «корректировках» курса. Ведь каждая из них по отдельности была «несомненно» правильной. А в целом – полный крах.