Хищная власть

Практически все сообщества высших животных строят свои взаимоотношения иерархически, образуя привилегированные ступени из альфа-, бета-, гамма– (и т.д.) особей. И всегда существует определенный уровень внутривидовой агрессивности. Понятно также, что это «неравноправие» должно обостряться в неблагоприятных, экстремальных условиях. Но лишь у позднейших гоминид (троглодитов), предтеч людей, это «иерархическое строительство» дошло до устойчивой смертоносной агрессивности, что и привело к осознанию (уже – человеком!) реальной смертельной опасности, исходящей от внешне такого же как и он сам существа. «Такой – да не такой» («Федот, да не тот!») – это и была та самая первая дипластия, тот страшный абсурд, который привел к первейшему проблеску гоминизации животного, что и стало детонатором взрывоподобного становления рассудка.

Именно таким образом и происходит страшное открытие человека (также и в смысле открытия нового – уже собственно человеческого – пути): «Я могу быть убит таким же существом как и Я!!» И в этом озарении-прозрении заключалось буквально всё: и само-осознание, «овладение собой, как предметом» [2], и вероятностное прогнозирование будущих событий, т.е. всё то, на чём зиждется человеческий рассудок.

Одновременно при этом само-осознании (иначе говоря – при рождении рассудка) происходит и неизбежное эапечатление, или т.н. «импринтинг», хищного поведения, в результате которого убийства себе подобных предстают перед рассудочным человеком на долгие века как естественные. В этом плане страшный «импринтинг человекоубийства», ставший величайшим трагическим заблуждением человечества, видится как высочайшая цена, уплаченная людьми за приобретение ими рассудка.

Часто говорят о непомерно быстром образовании вида Homo sapiens из родительской формы Troglodytes, хотя никаких «обычных» темпов образования видов не существует. Но в нашем случае дело идет не о далеких биологических видах, а раздвоении единого вида. Вот как раз вполне «бессознательным» и стихийным интенсивным отбором палеоантропы и выделили из своих рядов особые популяции, ставшие затем особым видом. Обособляемая от скрещивания форма, видимо, отвечала прежде всего требованию податливости на интердикцию. Это были «большелобые». В них вполне удавалось подавлять импульс убивать палеоантропов. Но последние могли поедать часть их приплода. «Большелобых» даже удалось побудить пересилить инстинкт «не убивать», т.е. заставить их убивать для палеоантропов, как «выкуп», разных животных, хотя бы больных и ослабевших, вдобавок к прежним источникам мясной пищи.

Внутривидовой агрессор – биологический палеоантроп, первоубийца явился как бы «злым гением» человечества (в гегелевском оформлении этого понятия, т.е. как мать является «гением» своего ребенка: здесь, конечно же, подразумевается внеэтический аспект). Совершив патологический переход к хищному поведению по отношению к своему же виду, палеоантроп-агрессор принес в мир гоминид страх перед «ближним своим». Закрепляясь генетически, этот страх стал врожденным. Это «страшное наследие» проявляется у людей уже в раннем детстве в форме «боязни посторонних», когда пяти-семимесячный ребенок начинает отличать «своих» от «чужих» и испытывает страх при приближении незнакомого человека, хотя и не имеет отрицательного опыта общения с ним.

Реакция «боязни посторонних» наблюдается у всех народов мира.

Вспомним обряды инициации. Суть их состоит в том, что подростков, достигших половой зрелости (преимущественно мальчиков), выращенных в значительной изоляции от взрослого состава племени (в особых домах), подвергают мучительным процедурам и даже частичному калечению, символизирующим умерщвление. Этот обряд совершается где-нибудь в лесу и выражает как бы принесение этих подростков в жертву – на съедение лесным чудовищам. Последние являются фантастическими замещениями некогда совсем не фантастических, а реальных пожирателей-палеоантропов: как и само действие являлось не спектаклем, а подлинным умерщвлением. Надо думать, что этот молодняк, вскормленный, или вернее, кормившийся близ стойбищ (в загонах?) на подножном растительном корму до порога возраста размножения, умерщвлялся и служил пищей для палеоантропов. Лишь очень немногие (отбираемые палеоантропами по «большелобости») могли уцелеть и попасть в число тех взрослых, потомки которых затем отпочковались от палеоантропов, образовав мало-помалу изолированные популяции кормильцев (данников) этих палеоантропов, – в итоге всё же уничтоженных: это сделал уже Homo sapiens sapiens. Этот ароморфоз был достаточно локальным феноменом: по данным современных генетических исследований человеческого гемоглобина выяснилось, что всё человечество является потомками всего лишь 600-1000 предковых мужских особей.