“Ни в коем случае, дружище, ничего другого, - ответил Торрес.- “Мы будем в сотне метров под водой, и там все будет гладко, как шелк. Может быть, это проблема с запуском. Но если мы правильно рассчитаем время, то войдем раньше погоды, она пройдет прямо над нами, и к тому времени, когда мы доберемся до цели, они будут качаться на поверхности, а мы все еще будем спокойно спускаться вниз.”
Конго кивнул, но затем Торрес быстро добавил постскриптум: "Единственное, что меня беспокоит, - это птицы. При такой погоде, какая будет сегодня вечером, пилот морской пехоты может пролететь прямо сквозь нее с закрытыми глазами. Но всякий раз, когда вы полагаетесь на местные таланты, вы должны задаться вопросом, могут ли они справиться с этим.”
“Ты хочешь сказать, что африканец не может управлять вертолетом?”
Торресу вдруг пришло в голову, что он разговаривает с человеком, родившимся в Африке. - "Ключ к разгадке кроется в имени этого тупого придурка", - упрекнул он себя. “Ни за что, дружище, ни за что. Просто это специализированная область, вы меня понимаете? Ночные полеты над водой в плохую погоду, плохая видимость, сильный ветер и все такое прочее дерьмо.”
“Они справятся, и ты знаешь, откуда я это знаю? Потому что если они не справятся, то умрут, а этого никто не хочет делать.”
“Тогда мы можем идти.”
Так что теперь они находились в двенадцати часах и двадцати четырех морских милях от час- Ч, и оба "Тритона-3300 / 3" были спущены на воду. Теперь А-образная рама поднимала силовые подводные сани, нагруженные трехтонным грузом, который весил почти столько же, сколько одна из подлодок, затем раскачивала его над водой и опускала в точке между ними. Буксирные тросы были протянуты от саней к подлодкам и закреплены, а Торрес стоял на корпусе подлодки, в которой ему предстояло ехать, давая указания и следя за тем, чтобы трос, который позволит ему управлять санями из прозрачной кабины "Тритона", был правильно соединен и функционировал. Затем с корабля поддержки донеслись последние пожелания удачи, люки закрылись, и два желтых субмарины погрузились под океанскую зыбь, таща за собой свой груз, а мгновение спустя стали совершенно невидимы.
Конго мысленно прокрутил расписание миссии - на тот случай, если даже на этом позднем этапе он что-то упустил: фактор, который не был учтен. Но даже если это и было так, он не мог этого заметить. Субмарины должны были двигаться со скоростью три узла в течение восьми часов, прежде чем выполнить свою часть сделки, развернуться и направиться обратно тем же путем, каким пришли.
"Матушка Гусыня" тем временем следовала по спиральному курсу, сначала удаляясь от поля Магна Гранде, а затем сворачивая и приближаясь к нему. Когда она была в девяти морских милях от цели, а к этому времени уже наступала ночь, она выключала фары, останавливалась не более чем на десять минут, чтобы забрать подводные лодки в условленном месте встречи, а затем снова уходила, снова удаляясь от поля боя. Если погода помешает быстрому возвращению, экипажи подводных лодок будут выведены за границу, а сами корабли потоплены. К этому моменту единственное, о чем кто-либо на любом судне или буровой установке поблизости будет думать, - это шторм, и никому не будет наплевать на гусыню, что она делает и куда направляется.
Когда подводные лодки повернут домой, Конго позвонит Бабакару Матембе и скажет ему, чтобы он поднял своих птиц и людей в воздух. “А потом, - сказал себе Конго, - придет время шоу!”