Хищник

Она часами пыталась вспомнить прошлое, хотя бы малейшую деталь того, как ее похитили, но не вспомнила ничего, а только заработала головную боль. Причина состояла в том, что ей тогда едва исполнилось три года, или же в том, что она похоронила эти воспоминания, как порой делают люди? Была ли она вообще способна это сделать?

Не по этой ли причине Тристан Кейн так сильно ее ненавидел? Потому что она вернулась, а его сестра нет? Она жила, тогда как его сестра, вероятно, уже нет? Поэтому?

У нее дрожали руки. Они дрожали всю ночь, и, что бы она ни делала, дрожь не проходила.

Боже, она была на грани нервного срыва.

Почему отец никогда ей об этом не рассказывал? Ведь случившееся являлось эпизодом серии исчезновений. Почему никто ей не сказал? Альянс таинственным образом распался примерно в то же время, а потом кто-то прислал ей эту информацию?

Голова раскалывалась.

Внезапное покашливание заставило Морану подскочить на месте. Она быстро обернулась и увидела Тристана Кейна, стоявшего у подножия лестницы в одних расстегнутых джинсах. Его волосы торчали во все стороны, будто он не раз запускал в них пальцы, а глаза слегка покраснели.

Либо он плакал, либо тоже не спал всю ночь.

Морана поспорила бы на свой диплом, что причина крылась не в первом варианте.

Выражение его лица было, как всегда, бесстрастным, сдержанной маской, когда он посмотрел на нее. На долю секунды взглянул на ее дрожащие руки, а потом снова ей в глаза.

Господи, она не могла этого делать. Играть в эту напряженную игру в гляделки. Попросту не могла сделать это сейчас, когда едва сдерживала крик, который нарастал в горле. Это не был крик страха, опустошения или отчаяния. Даже не разочарования. Он сочетал в себе все разом, метался от одного чувства к другому, пока они смеялись ей в лицо.

Она снова отвернулась к окну.

– Я причинил тебе боль?

Его низкий, грубый голос застал ее врасплох.

Морана нарочито усмехнулась, сидя к нему спиной и сложив руки на коленях.

– Какое тебе дело? – Тишина.

Тристан Кейн не сдвинулся с места. Она так чутко улавливала его движения, что ее тело беспокойно напряглось, спина выпрямилась, а плечи расправились, пока она не сводила глаз с линии горизонта.

– Я причинил тебе боль?

Низко. Грубо. Снова.

– Ты выстрелил в меня, – заметила Морана с непринужденностью, которой не чувствовала.

Но прежде чем она успела сделать хоть вдох, Кейн оказался рядом с ней, взял мозолистыми пальцами за подбородок крепко, но нежно и повернул ее лицом к себе.

Морана посмотрела в его невыспавшиеся, но поразительно красивые глаза, которые впились в нее взглядом. Его теплый мускусный запах стал ощущаться еще сильнее без примеси аромата одеколона. Краем глаза Морана увидела, как подпрыгнул его кадык, когда он сглотнул.

– Я причинил тебе боль? – спросил он вновь еле слышно, овевая ее лицо дыханием и внимательно всматриваясь ей в глаза.

Она поняла, о чем он спрашивал. Он не причинил Моране физической боли в душевой и знал об этом. Он интересовался другой болью, о которой Морана, честно говоря, даже не задумывалась в свете открывшейся правды.

Поэтому она задумалась, пока он ждал ответа. Подумала о том, что почувствовала, когда он увидел ее обнаженной, что чувствовала, когда притянула его ближе, что чувствовала, когда он выразил весь тот пыл, который был такой же его частью, как и державшая ее рука.

Что она чувствовала? Он был на удивление властным и, что совсем не удивительно, злым. При свете дня она могла понять причину. Не могла сказать, что соглашалась со всем тем вздором, который он говорил, но могла понять его злость. Она сочувствовала его боли.

Но испытывала ли ее сама?

Она была гораздо сильнее.

– Нет, – тихо ответила Морана.

Тристан Кейн выждал мгновение, моргнул, а потом отстранился, убрал руку и молча направился к лестнице.

Морана смотрела ему вслед, а зверь в ее груди сжимал сердце все крепче и крепче, пока ей не начало казаться, что она задохнется. И, не успев даже задуматься, она выпалила:

– Я знаю о твоей сестре.

Он резко остановился. Замер, опустив руку на перила, а мышцы на его покрытой шрамами спине напряглись одна за другой, пока он не застыл всем телом. Ее слова прозвучали громче выстрела, подтверждая его подозрения и раскрывая ее карты.

Морана не знала, стоило ли говорить ему об этом или нет. Она сказала, даже не подумав.

Боже, она так устала думать, пытаться разгадать все на свете.

Она громко сглотнула, а напускная храбрость побудила ее неспешно подняться. Потребность узнать, выяснить наконец-то, это ли являлось причиной его ненависти, была настолько острой, что грудь сдавило до боли, напрочь выгнав из легких весь воздух.

Ведь если он ненавидел ее за то, что она осталась жива, а его сестра, скорее всего, нет, то Морана не видела никакого дальнейшего пути для них двоих. Глядя на его спину, на многочисленные шрамы, покрывавшие кожу, словно поцелуи возлюбленной, став свидетельницей момента невыносимой боли и страданий, которые изверглись из него всего несколько часов назад, Морана хотела, чтобы у них появился дальнейший путь. Она сжала дрожащие руки в кулаки.