До эпизода с портным я мог бы опрометчиво заметить: «Но я думал, что в Риме сейчас правит Анфемий!» Однако сейчас я просто сделал очередной глоток вина.
Префект громко повторил последний вопрос:
— Кто будет следующим? Полагаю, вы спрашиваете светлейшего молодого Торнарикуса, хотя я подозреваю, что он не скажет. Посмотрите на него, друзья! Среди нас всех только он один, кажется, ни удивлен, ни потрясен этой новостью.
Все в триклиниуме повернулись и уставились на меня. Мне оставалось только так же вежливо посмотреть на них. При этом я старался сохранять вид невозмутимый и даже равнодушный.
— Вы когда-нибудь видели подобную невинность? — обратился Маециус ко всем собравшимся в большой комнате. — Вот сидит молодой человек, который обладает секретными данными! — Но его тон был скорее не обвиняющим, а восхищенным, да и все прочие тоже смотрели на меня с восторгом.
Префект продолжил:
— Вот я, назначенный на свой пост самим императором, и что знаю я? Только то, что в июле император Анфемий был убит самым ужасным образом и по наущению собственного приемного сына, того самого человека, который посадил его на трон, Рикимера Делателя Королей. А ровно через сорок дней скончался и сам Рикимер, якобы естественной смертью. После чего другая его марионетка, Олибрий, начинает управлять Западной империей. И вот теперь, всего лишь два месяца спустя после вступления на трон, умер и Олибрий. Давай, Торнарикус. Скажи нам правду. Я уверен, что ты знаешь, кто станет нашим следующим императором и надолго ли.
— Скажи нам, — пристали ко мне и остальные. — Пожалуйста, Торнарикус.
— Но я не могу, — ответил я с улыбкой, от которой не мог удержаться: уж очень забавно все это выглядело.
— Вот! Разве я не говорил? — весело воскликнул Маециус. — Те из вас, кто претендует на то, чтобы слыть деловыми людьми, берите пример с Торнарикуса. Человеку, который умеет хранить секреты, их доверят. Но, во имя священной реки Стикс, хотелось бы мне иметь такие же источники информации, как у тебя, молодой Торнарикус! Кто твои агенты? Могу я перекупить их у тебя?
— Послушай, Торнарикус, — сказал кто-то из городских старейшин, — если ты не хочешь назвать имя преемника Олибрия, не мог бы ты хотя бы намекнуть, чего нам ждать из Равенны в ближайшем будущем? Беспорядки? А может, стихийные бедствия? Скажи нам правду.
— Я не могу, — снова повторил я. — Потому что и сам не знаю о том, что происходит в Равенне. И не только в Равенне.
Я услышал вокруг себя шепот:
— Он знает, но ни за что не скажет.
— Еще, заметьте, он не исключил ни беспорядков, ни стихийных бедствий.
— И не только в Равенне, говорит он.
Таким образом, когда наконец три недели спустя до Виндобоны дошли новости, что произошло самое сильное за последние четыреста лет извержение вулкана Везувий, мои знакомые начали смотреть на меня с неизмеримо большим уважением, с настоящим благоговением. Все согласились, что я всеведущ не только в делах государственных, но и в том, что известно лишь богам.
С той поры ко мне часто обращались за советом — как в гостиных, так и на улицах города. То один, то другой богатый человек спрашивал, разумно или нет вкладывать деньги в тот или иной товар; то одна, то другая матрона интересовалась, что я думаю по поводу последней рекомендации, которую дал ей астролог… Время от времени молодые люди советовались со мной по поводу своей работы, а юные девушки просили выяснить, что думают их родители относительно их воздыхателей.
Но я отказывал им всем: равным себе по положению — вежливо, стоящим ниже меня — холодно. Но именно таким образом, неизменно помалкивая относительно тех вещей, о которых я не имел ни малейшего представления, я и заслужил репутацию человека сведущего и дальновидного.
3
Хотя Виндобона и считалась весьма процветающим городом, все люди здесь жили по-разному. Признаться, я сначала был удивлен, когда узнал, кто из жителей считается тут наиболее уважаемым, но вскоре обнаружил, что так же обстоит дело и по всей империи. Сами по себе богатство или хорошие манеры ничего не значили. Так, я однажды услышал, как представитель местных herizogo Саннья заявил:
— Подумаешь, хорошие манеры. Да любой простолюдин может легко их усвоить. Другое дело — знатное происхождение или слава. Те люди, которые прославились на войне, достигли особых высот в изучении наук или на службе империи, вполне могут позволить себе держаться неуважительно и самодовольно, но все равно» будут считаться респектабельными.