Проделывая все это, я поймал себя на мысли, которую счел как поучительной, так и забавной. Когда в поисках прародителей готов я обратился к глубинам истории, мне пришлось сделать кое-какие подсчеты. Если бы я задался целью отследить родословную (Теодориха, свою или еще кого-нибудь), скажем, до времен Христа — а это примерно пятнадцать поколений, — то среди предков этого человека по отцовской и материнской линиям оказалось бы 32 768 мужчин и женщин, то есть помимо отца и матери также великое множество прапрапрадедушек и прапрапрабабушек, которые внесли свой вклад в его родословную. Допустим (хотя подобное и маловероятно), что кто-то из моих современников смог бы с гордостью заявить и даже доказать, что является прямым потомком Иисуса Христа. Но все равно, как же тогда насчет остальных 32 767 человек? Среди них, разумеется, вполне могли быть и благородные воины, и мудрецы, и жрецы, но, конечно же, в столь многочисленную толпу предков запросто могли затесаться также и презренные пастухи, и простые трактирщики, а возможно, даже ужасные преступники и слюнявые идиоты. Я решил, что любой ныне живущий человек, который желает похвастаться своим знатным происхождением, рискует: ведь неизвестно, кто был в числе его предков.
Завершив наконец все свои записи на листах прекрасного пергамента, я довольно улыбнулся, ибо сделал все, что мог. Не исключено, что будущие историки станут придираться к отдельным деталям воссозданной мной истории готов, зато никто уж точно не изменит запись на первой странице: «Прочти эти руны! Они написаны в память о Сванильде, которая очень помогла мне».
В ожидании возвращения Теодориха я частенько бывал во дворце и проводил время в компании с его дочерьми Ареагни и Тиудигото, самыми младшими отпрысками в роду Амалов. Старшая сестра, уже ставшая юной девушкой, была такой же пухленькой и розовощекой, как и ее покойная мать. Младшая, принцесса Тиудигото, больше напоминала свою покойную тетушку Амаламену: у нее были белоснежная кожа, белокурые волосы и изящная фигурка. Частенько к нам присоединялся еще один обитатель дворца, молодой принц ругиев Фридо, теперь уже крепкий парнишка лет тринадцати. Хотя король Фева постоянно находился со своей армией неподалеку от селения Ромула, он отправил Фридо в Новы, чтобы тот учился во дворце у тех же наставников, которые обучали остроготских принцесс.
Я был близким другом всех этих молодых людей, но все трое относились ко мне по-разному. Хотя иной раз Фридо почтительно обращался ко мне «сайон», гораздо чаще он держался со мной как со старшим братом. Ареагни любовно называла меня awilas, «дядя». Однако, хотя ее красота уже расцвела и по возрасту принцессе полагалось вовсю кокетничать, она была очень скромной и застенчивой в моем присутствии; точно так же Ареагни вела себя с Фридо и другими мужчинами. Тиудигото, наоборот, была совсем еще ребенком, и, похоже, она инстинктивно видела во мне скорее тетушку, чем дядюшку. Я не возражал, вспомнив, какие отношения связывали меня с покойной принцессой Амаламеной. Поэтому Тиудигото делилась со мной всеми своими девичьими секретами и планами — между прочим, она собиралась, когда вырастет, стать женой принца Фридо, «он такой красавчик».
Казалось бы, не было ничего страшного в том, что все три представителя молодого поколения относились ко мне по-разному. Но иной раз это напоминало мне времена, когда я еще не мог определиться, к какому полу сам принадлежу, кто я вообще такой, и испытывал от этого некоторую неуверенность. В таких случаях я возвращался в свою усадьбу и какое-то время проводил там, чтобы удостовериться, что я все еще herizogo и маршал Торн. Или же я отправлялся в город, чтобы пожить в своем доме и вновь почувствовать себя независимой дамой по имени Веледа.
Теодорих со своими военачальниками отсутствовал довольно долго, потому что теперь набрать новых воинов было сложнее, чем прежде. В старые добрые времена достаточно было одного упоминания о будущей войне, чтобы все способные носить оружие остроготы тут же сплачивались в единую армию. Дело в том, что люди Теодориха уже довольно долго прожили на землях Мёзии и постепенно превратились из прежних воинов в простых крестьян, пастухов, ремесленников и купцов. Теперь они были привязаны к своему очагу, своим занятиям, оседлому образу жизни, женам и детям и, подобно легендарному Цинциннату, весьма неохотно бросали свои плуги в бороздах. Таким образом, люди, которые сразу же собрались под знамена Теодориха, происходили преимущественно из безземельных племен, не имевших отношения к остроготам: они были кочевниками, даже варварами. Впоследствии, разумеется, когда повсеместно распространилось известие о том, что готовящаяся война будет не просто сражением, но покорением всей Италии, даже самые тяжелые на подъем и заплывшие жиром домоседы не смогли устоять перед соблазном обогатиться. Таким образом, прежние воины забросили свои занятия, очнулись от летаргии мирной жизни, оторвались от своих прилипчивых женщин и снова превратились в настоящих готов.