Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка

Разумеется, рано или поздно мы должны были неминуемо встретить сопротивление. Ведь в тот день мы столкнулись не с высокомерными отщепенцами-гепидами, не с толпой не признающих дисциплины кочевников и не с действующими сгоряча недружественно настроенными защитниками города. Это была как-никак римская армия. Несмотря на то что воины пришли в смятение от первых ужасных потерь и отступили перед нашей бешеной атакой, они вовсе не были разбиты и не собирались спасаться беспорядочным бегством. Перекрывая шум сражения — крики людей и животных, удары оружия и щитов, грохот снарядов, топот ног и копыт, — повсюду раздались громкие звуки римских труб, которые выводили: «Стройся!» Замелькали знамена, командиры начали приводить в порядок свои турмы, десятки и центурии. Были слышны и более отдаленные трубы, скликающие на помощь дополнительные войска из числа тех, что растянулись вверх и вниз вдоль Изонцо. Едва только римляне пришли в себя, они снова начали сражаться с завидным мужеством и умением, которые подкреплялись настоящей яростью (они злились не только на нас, но и на себя, ибо дрогнули перед снарядами).

Однако для нас все могло сложиться гораздо хуже. Мы попали бы в ужасное положение, если бы решили провести свою предрассветную атаку в традиционной, обычной, ожидаемой манере: начни мы, скажем, переправляться через мост или перебираться через Изонцо на плотах, или вплавь, или под покровом темноты, или по временным переправам, или надумай мы дожидаться зимы, когда река замерзнет и окажется скованной льдом, — словом, любым другим способом, который только можно себе представить. Но чего римляне уж никак не ожидали, так это катапульт и горящих снарядов, так что выдумка Теодориха дала нам просто неоценимое преимущество. Мы смогли нанести потери и нарушить порядок вражеских войск еще до того, как сблизились с ними. В результате противник опомнился лишь к тому времени, когда мы уже подтянули свои основные силы. И теперь, добившись своего, мы вынуждены были рваться вперед. Если бы мы позволили врагу отразить нашу атаку, то ни о каком отступлении и речи быть не могло: мы просто не сумели бы в таком огромном количестве вернуться обратно на мост без того, чтобы не застрять там и не оказаться в безвыходном положении. Единственной альтернативой было войти в реку, что означало бы наше полное уничтожение. Так что хочешь не хочешь, но нам пришлось сражаться до победного конца.

Современные историки считают, что сражение на реке Изонцо было одной из величайших битв между могучими армиями новейшей истории, а также не просто важным эпизодом в истории позднейшей Римской империи, но эпохальным событием, которое повлияло на судьбу всего западного мира в отдаленном будущем. Однако в книгах вы не найдете подробного описания битвы; увы, и я сам тоже поведать вам об этом не смогу.

Прежде я уже сообщал вам свое мнение по этому поводу; участник сражения может правдиво и подробно рассказать лишь о том, чему он сам оказался свидетелем. В самом начале битвы, когда я сжимал в руках свою пику; и позднее, уже вонзив ее в какого-то врага, который вовсю размахивал мечом; и еще позднее, когда я сражался спешившись, после того, как меня выбили из седла скользящим ударом булавы, но, к счастью, не ранили, — все это время мне казалось, что меня окружала сплошная неразбериха и сумятица; помню только, что на какой-то краткий миг увидел рядом знакомое лицо. Я заметил, как яростно сражаются Теодорих, Ибба и другие наши воины, включая юного Фридериха. Он присоединился к нам со своими ругиями после того, как катапульты сделали свое дело. Наверняка во время этой битвы я вполне мог скрестить меч с кем-нибудь из таких высокородных противников, как Одоакр или Туфа, но если даже это и произошло, я был слишком сосредоточен, чтобы узнать их. Как и все остальные на этом поле боя, от королей и до лагерных кашеваров и простых оруженосцев, я был занят только одним — и причем отнюдь не тем, чтобы приукрасить сражение для исторических книг, добавить еще что-нибудь в анналы истории Римской империи или повлиять на будущее западной цивилизации. Цель, которая стояла перед всеми воинами в тот день, была далеко не такой возвышенной, но зато более насущной.