— Бежишь? — тихо спросила она, глядя, как я быстро накинула пуховик на плечи, пытаясь дрожащими пальцами завязать шарф на шее.
— Не вам меня осуждать.
— Я прошу лишь выслушать.
— Зачем? Чтобы вы вновь начали мне лгать? Нет, спасибо. Хватит. — Я присела на пуф, чтобы завязать ботинки.
— Но куда ты собралась? Ночью.
— Я вызвала такси.
— И когда оно приедет? Вика, не спеши.
Но я уже подошла к двери, поскольку не в силах была оставаться здесь ни на минуту. Мне требовался воздух, кислород, и как можно быстрее.
— Знаете, — я замерла, но поворачиваться не стала, — я еще могу понять их. Они звери, хищники, но вы… Вы же человек. Как вы могли согласиться на такое? Как вы могли допустить, чтобы со мной так поступили?
Я не ждала ответа и уже открыла дверь, чтобы выйти, когда услышала тихое:
— Он мой сын. Я просто хотела, чтобы он был счастлив. Я знаю, когда-нибудь ты поймешь.
Мотнула головой и вышла, вдыхая чистый морозный воздух, задыхаясь от боли и тоски. Но слез не было.
Нет, я не могла позволить себе расклеиться и удариться в истерику.
Потом. Все потом. А сейчас надо быть сильной.
Такси все еще не приехало, а морозец крепчал, пощипывал щеки, рисуя не слишком радужные перспективы.
Ждать еще часа два на холоде, пойти пешком или все-таки вернуться в дом?
Ну, нет. Третий вариант меня совершенно не устраивал. Уж лучше замерзнуть насмерть, чем вернуться туда.
Стоило мне так подумать, как из гаража неожиданно выехала машина и затормозила рядом со мной. Дверь приглашающе открылась, и показалась Кила.
— Садись.
Мотнула головой и засунула руки поглубже в карманы куртки.
— Садись. Я отвезу тебя в аэропорт. А то замерзнешь еще и заболеешь.
Я снова покачала головой, но уже не так решительно.
— Вика, я не знала. Клянусь тебе, что не знала, — тихо, но уверенно произнесла она. — Я не буду обсуждать правильность или неправильность произошедшего. Просто хочу помочь. Садись.
И я согласилась.
Всю дорогу до аэропорта мы молчали. Уже подъезжая к городку, я увидела такси, которое ехало нам навстречу, и порадовалась тому, что согласилась принять помощь хищницы. Ведь совсем бы заледенела, пока ждала.
— Спасибо, — произнесла я, когда машина остановилась у здания аэропорта.
— Вик, я понимаю, ты сейчас подавлена. Тебе больно. Я не знаю, каково это, но понимаю, — тихо произнесла Кила. — Но прошу об одном. Не сегодня и не завтра — потом, когда эмоции утихнут и разум возьмет верх. Обещай, что ты подумаешь обо всем и согласишься выслушать Ника. Я просто не могу поверить, что он на такое способен.
— Ты просто его не знаешь. И я не знаю, — ответила ей, открывая дверцу.
— Но ты все равно подумай.
Мне повезло, желающих улететь отсюда было гораздо меньше тех, кто прилетал, так что билет до Москвы я купила без труда.
В два часа ночи была уже в столице, оттуда, не останавливаясь, отправилась в родной городок.
В дверь отчего дома я позвонила в семь часов утра.
Уставшая, вымотанная, не выспавшаяся, едва стоящая на ногах, обняла встревоженную маму. Потом, ни слова не говоря, отправилась в свою комнату. Упала на кровать и уснула, свернувшись комочком и глотая горючие слезы.
Казалось, что я спала целую вечность, но, открыв глаза, увидела, что на улице светло, а будильник показывает половину второго последнего дня этого года. Надо было бы еще поспать, но не получалось. Сон уже ушел.
Повернувшись на спину, закинула руки за голову и уставилась в потолок.
Слез не было, эмоций тоже. Зато я могла четко, спокойно и обстоятельно вспомнить все события минувших дней и понять, где ошиблась и все ли так однозначно, как мне представляется.
Сожалений о том, что поспешно сбежала, я не испытывала. Даже состояние, близкое к истерике, меня мало волновало. Мне надо было уехать оттуда. Хотя бы для того, чтобы остыть, прийти в себя и побыть наедине со своими мыслями.
Отец и сын З’Ерн. Такие разные и в то же время одинаковые. Оба преследуют свои цели, лгут и выкручиваются, пытаясь добиться желаемого. То, что Берт сказал правду, с которой семья согласилась, не означает, что все настолько очевидно. Я сомневалась, что этот хищник действовал в интересах Ника. Скорее наоборот. А если я невольно подыграла ему?
Я вспоминала и старших Н’Ери. Их разговор, случайно услышанный мной.
«— Не уверена, что он простит нас…
— Простит. Ты же понимаешь, что это для его блага».
Он — это Ник? Какое благо они имели в виду?
А если это правда? Если Ник был не в курсе? Но как такое возможно?
Одно дело я, меня можно обмануть. Это ведь не так сложно. Но другое — Ник. Он же хищник, вырос с ними. Неужели не понял, что родные нас обманывают?
Был и другой вопрос. Шаери.
Они знали об этой особенности наших отношений. Но откуда? Если Ник сказал, что отследить другим хищникам это невозможно, то выходит, что он сам им сообщил? Тогда получается, Н’Ери был в курсе, участвовал в заговоре и виновен в обмане. Или, возможно, родственники узнали сами? Тогда где мы прокололись? И, главное, когда?
Я села на кровати, обхватила голову руками.