Хищники Аляски

После их ухода она долго сидела, сгорбившись, дрожа и глядя в упор пред собою. «Я боюсь, – шептала она. – Я боюсь. Куда я попала? Почему мужчины так смотрят на меня? Я боюсь. Ах, зачем только я взялась за это дело?» Наконец, она медленно поднялась. Душистый воздух каюты давил ее; ей захотелось выйти на свежий воздух. Она потушила электричество и вышла на палубу, где спустилась ночь. У перил чернели чьи-то силуэты, и она проскользнула на корму и спряталась за спасательной лодкой, где свежий воздух дул ей прямо в лицо.

Двое мужчин, которых она видела у перил, приближались, оживленно беседуя, и остановились подле того места, где она спряталась; услышав их голоса, она поняла, что пути к отступлению отрезаны и что ей надо сидеть неподвижно.

– Как она тут очутилась? – повторил Гленистэр вопрос Дэкстри.

– Ба, а как они все сюда попадают. Как сюда попала «герцогиня», Черри Мэллот и прочие.

– Нет, нет, – ответил старик. – Она не из этой породы. Она такая изящная, такая грациозная… слишком уж она хорошенькая…

– То-то и есть – слишком хорошенькая. Слишком хорошенькая, чтобы быть одинокой или быть иной, чем она есть.

Дэкстри сердито заворчал:

– Эта страна вас совсем испортила, мой мальчик. Вы их всех мерите на один аршин. Кто знает, может быть, так оно и есть. Но эта – не такая. Что-то в ней не то, а что именно – не знаю.

– У меня был предок, – задумчиво заговорил Гленистэр, – который занимался морским разбоем в вест-индских водах. Давно это было. Порой мне кажется, что я унаследовал его нрав. Этот пират является мне по ночам и нашептывает черт знает что. О, он был сущий дьявол, и кровь его, дикая и пламенная, бунтует во мне. Я сейчас слышу его голос, он шепчет мне что-то о боевой добыче. Ха-ха! Пожалуй, он и прав. Я сегодня дрался за нее, Дэкс, так же, как он дрался за своих избранниц у Мексиканского побережья. Она слишком красива, чтобы быть честной, а ведь «севернее пятьдесят третьего градуса широты нет ни божеского, ни человеческого закона».

Они двинулись дальше, а звенящий циничный смех все еще хлестал девушку; ей пришлось прислониться к ялику, чтобы не потерять сознание. Она сдерживалась из последних сил, кровь тяжело стучала у нее в ушах; потом она побежала к себе в каюту, бросилась на койку и забилась в безмолвной истерике; кулаками, в которые впивались ногти, она била подушку и смотрела в темноту сухими, опаленными болью глазами.

Глава II. ПАРОХОДНЫЙ ЗАЯЦ

Ее разбудил стук машины. Она осторожно выглянула из окна каюты и увидела зеркальное гладкое море, на котором дробились яркие лучи солнца.

Так вот оно, Берингово море. Оно всегда рисовалось ей, в таинственной дымке ее школьных воспоминаний, в виде печальной, покрытой туманом водной пустыни. И вот она видела перед собой зеркальную, залитую солнцем ширь открытого моря, под поверхностью которого редкие неповоротливые рыбы уплывали от колес парохода. Блестящая, гладкая голова поднялась под водой, и она услышала крик: «Тюлень, тюлень!»

Одеваясь, девушка внимательно разглядывала разные предметы личного обихода, разбросанные по каюте, пытаясь угадать по ним, что представляют собой их владельцы.

Первое, что бросилось ей в глаза, был туалетный прибор из множества предметов в медной оправе и в кожаных футлярах. Все металлические части были прекрасной ручной выработки; на них были выгравированы инициалы Гленистэра. Вещи эти свидетельствовали о некоторой расточительности и склонности к комфорту и казались неуместными в дорожном снаряжении северного золотоискателя так же, как и собрание сочинений Мопассана.

Затем она нашла «Семь Морей» Киплинга с многочисленными заметками на полях и почувствовала, что напала на след.

Грубость и резкость этих поэм всегда отталкивали ее, хотя она смутно ощущала всю их великолепную жизненность и размах.

Девушка впервые в жизни покинула сень жизненного благополучия. Она мало сталкивалась с действительностью и потому не могла понять, что истина подчас бывает грубой и отталкивающей в своей наготе.

Книга подтвердила правильность ее оценки младшего из двух компаньонов.

На крюке в поношенной и почерневшей кобуре висел большой револьвер, по-видимому, служивший верой и правдой в течение многих лет. Он молча говорил о седовласом Дэкстри, который постучал в дверь, еще прежде чем она успела обозреть остальные вещи, и, войдя, мягко обратился к ней:

– Мальчик пошел вниз к стюарду за едой. Он сейчас придет. Как вам спалось?

– Отлично, благодарю вас, – солгала она, – но я думаю, что мне пора дать вам объяснения.

– Подождите, – прервал ее старик, – никаких объяснений не надо, пока вам самой не захочется их дать. Вы попали в беду – это очень неприятно; мы помогли вам – это вполне естественно. Никаких вопросов – такова Аляска.

– Да, но я знаю, вы можете подумать…

– Меня интересует только одно, – продолжал ее собеседник, не обращая внимания на ее слова, – каким образом нам удастся прятать вас впредь. Стюард должен убирать эту каюту, и кто-нибудь наверное увидит, как мы носим сюда еду.