Хищница

Уинтер опустился на колени и прижал пальцы к его шее, стараясь нащупать пульс. Пульса не было. Тело уже остыло, в лице не было ни кровинки. Голубые слезящиеся глаза, которые совсем недавно были такими живыми и выразительными, неподвижно смотрели в потолок. Уинтер выпрямился и отошел к двери, чтобы оценить всю картину. Выглядело все довольно мирно, признаков борьбы не было. Положение, в котором лежал Кларк, было естественным. Будто бы в одну секунду он был еще жив, а в следующую – замертво рухнул на пол. Какими бы ни были обстоятельства его смерти, все произошло быстро.

Уинтер снова склонился над телом и поднял сначала одну руку, а затем вторую, оценивая степень окоченения. Оно уже присутствовало. По его прикидкам, смерть наступила около шести часов назад. Полностью тело коченеет за двенадцать часов, но до этого было еще далеко. Было полдесятого, значит, он умер где-то в половине четвертого утра. В это самое время он разговаривал с Амелией. На случай, если Уинтер ошибался по поводу естественности его смерти, у Амелии было алиби.

Уинтер достал мобильный и открыл меню входящих звонков. Пропущенный вызов от Кларка был в десять минут четвертого. Получается, его последний разговор состоялся с автоответчиком, что было как-то неправильно. Хотя рационалистический ум и подсказывал, что смерть – это абсолютный конец, Уинтер, бывало, сомневался, так ли это. Может, жизнь после смерти все-таки есть и Кларк сейчас вместе с Джоселиной. Уинтер не был в этом уверен. Когда Джим Моррисон пел о том, что это конец, он попал в самую точку. В мире так мало счастливых историй, и с трудом верилось, что после смерти счастья больше.

Крики Мендозы отвлекли его от размышлений. Судя по резкости ее тона и выбору выражений, она стояла у лестницы и кричала ему на второй этаж.

– Что ты там застрял, Уинтер? Минута прошла. Надо ехать!

– Я в архиве, – откликнулся он.

Мендоза пошла по коридору, задавая риторические вопросы и костеря всех подряд. Когда она подошла к двери, все затихло – и шаги, и вопросы, и проклятия.

– Естественная смерть, если вдруг ты что-то подумала. Думаю, это был сердечный приступ или инсульт.

Мендоза оглядывала комнату, составляя собственное впечатление.

– Ты уверен? А Амелия не могла его убить?

Уинтер покачал головой:

– Гриффин определит точное время смерти, но, по моим прикидкам, на момент его смерти Амелия как раз была в моей комнате. Плюс в его смерти нет никакой показушности. Вспомни, как она убила Омара. Это было не просто убийство, она словно на сцене выступала. А здесь – никаких демонстраций.

Мендоза еще раз осмотрела комнату и кивнула на тело:

– Нам нужно сообщить в полицию.

– Да, нужно.

– Он ведь понравился тебе, да?

– Да, понравился.

Блокнот Кларка лежал на столе рядом с одной из подшивок. Уинтер взял его в руки и пролистал. Страница за страницей была исписана стенограммами, но без Кларка их было не разобрать. Наверное, если бы было достаточно времени, Уинтер смог бы что-нибудь расшифровать. Вот только Кларк проработал журналистом всю свою жизнь, и за десятилетия он вполне мог создать свою собственную систему условных обозначений, и с большой долей вероятности эти символы были известны только ему.

– Похоже на греческий, – предположила Мендоза. – Ты что-нибудь можешь понять из этого?

– К сожалению, нет.

Уинтер положил блокнот на место и посмотрел на подшивку с выпусками. Она была открыта на первой полосе газеты, вышедшей через неделю после убийства Ридов. Он прочитал статью. Между ней и материалом недельной давности было два отличия. Во-первых, она была более подробной. В этой было меньше предположений и больше фактов. Тон был более спокойный, эмоции поутихли. А второе отличие состояло в том, что в связи с убийством было упомянуто имя Нельсона Прайса.

– Есть что-нибудь интересное? – спросила Мендоза.

– Только то, что, как я и думал, убийство произошло, когда нужно было сдавать газету в печать, и Кларку очень тяжело было отделить факты от вымысла. Возможно, он знал, что убийство совершил Нельсон, но не успел получить подтверждение.

Уинтер перевернул страницу и застыл. Со старой черно-белой фотографии на него смотрела Амелия Прайс, такая, какой она была в жизни – без париков, контактных линз и прочих элементов маскировки. Волосы у нее были светло-русые – мышиные, как описывал Кларк. Цвет глаз определить было сложно. Возможно, они были голубые, как у отца, но с той же вероятностью могли быть карими или зелеными.

– Что там? – спросила Мендоза.

– Ты хотела неопровержимых доказательств, что таинственная незнакомка – Амелия Прайс? – ответил он, постукивая пальцем по фотографии. – Вот тебе твои доказательства.

36