Хищность

Лучистые бирюзовые глаза доченьки заискрились радостью. Малышка изо всех сил обняла мою шею, и мы долго танцевали и пели знакомые куплеты. И было так хорошо, как было, наверное, в далеком и уже забытом мной детстве. И однажды, только однажды, в руках Димитрия, тогда, когда я еще не имела представления о грязной и мерзкой стороне жизни хищников.

Но теперь я в превосходной степени познала ее. Отравленные химией воспоминания тех полутора лет путались и иногда смертоносной лавиной накрывали меня. Но Лючия помогла мне убедить саму себя в том, что только благодаря горькой памяти я понимаю истинную цену свободы и радуюсь таким вещам, действительную значимость которых можно познать только будучи их лишенным.

Я дышу свежим воздухом и схожу с ума от его ароматов, тонких, чистых, природных запахов, которые я начала ощущать лишь спустя год после того, как бросила курить. Я пью воду и чувствую ее вкус и свежесть, и всегда она разная. Я ем пищу и внутренне осязаю, как блуждающая по моему организму она очищает его, все еще выводя токсины и химикаты, прочно засевшие в моих подкожных тканях.

В лагере, куда мы сбежали из селения вместе с Лючией, жизнь не была такой односторонней, как в городе хищников или деревне вегов. А главное, в каждом поступке, в каждом принципе жизни людей (так жители лагеря называют себя, стремясь сгладить расовые различия между хищниками и вегами) чувствовалась осмысленность. И все благодаря проповеднику, который обучал нас образу жизни древних, тех, для кого, по словам Верена, не существовало ни классовых ни религиозных разграничений.

Но я опять забегаю вперед. Рассказывая свою историю, следует быть последовательной и вспомнить, как же мне удалось спасти Арию из рук, казалось бы, гуманных, вегов.

Была на удивление теплая и сухая осень. Мы с Лючией прогуливались по прямым дорожкам ее селения. Внезапно я ощутила острую боль внизу живота и присела. До предполагаемой даты рождения ребенка оставалось менее двух недель. Я была готова. Боль быстро прошла и через несколько минут повторилась. Так начались схватки.

Рожала я быстро и легко. Спустя несколько часов после появления на свет Арии уже забылись все болезненные ощущения. Моим вниманием всецело завладел крошечный младенец, чьи большие затянутые синеватой дымкой глаза, казалось, заглядывали в самые глубины моей покалеченной души.

Лючия увлекалась древними мистическими учениями, и я уже привыкла к ее редким странным высказываниям, не имеющим ничего общего с классической психологией. Мне вспомнились слова моей удивительной подруги о том, что с рождением ребенка душа женщины перерождается и уже не имеет ничего общего с душой того человека, который обитал в прежнем теле. Именно так я и чувствовала. Я всецело переродилась. Моя душа реинкарнировала. Мой дух воспрял. Мое тело разделилось надвое, оно стало двумя телами, и кто-то новый завладел частицей меня. Ее я назвала Ария.

Я еще лежала на кушетке, когда примчался детский доктор, отнял от груди моего ребенка и взял пробу. Спустя минуты я услышала страшное для прежней меня и безразличное для меня новой заключение. Хищница. Моя дочь унаследовала хищные гены отца. Мне в руки сунули малышку, тогда как все врачи и медсестры, присутствовавшие в большом разделенном ширмами родильном зале, торопливо вышли.

Лючия взволнованно глядела на меня и прежде, чем они успели вернуться, едва-слышно прошептала:

— Два дня. Проси два дня и соглашайся на все! Поняла? Два, Элена!

Женщина схватила свои вещи и поспешила удалиться. А я уже обо всем догадалась.

Пришел доктор, на вид достаточно молодой и самоуверенный, высокий и худощавый. На нем была аккуратная голубоватая шапочка, уж не знаю, как она правильно называется, и сдвинутая на подбородок марлевая повязка. Я с пренебрежением взглянула на свою дочь — начала играть отвратительную, но жизненно необходимую в той ситуации роль.

— Врачи сказали, что она… — я резко подняла на незнакомого мужчину полный негодования взгляд и сквозь зубы процедила. — Хищница.

Его черты смягчились, значит, решила я, врач расслабился и потерял бдительность. По его ошибочному мнению, все шло как нельзя лучше.

— Тебе не обязательно воспитывать ее самой, Элена. Девочка будет агрессивна и жестока, абсолютно неуправляема. Мы хотим предложить тебе помощь.

Он говорил так обволакивающе-приторно, что изобразить абсолютно наивную улыбку мне было не так уж просто.

— Я была бы очень рада вашей помощи! — я отодвинула от себя Арию настолько далеко, насколько позволяли размеры неширокой больничной койки и, словно размышляя вслух, тихо добавила. — Я еще молода. Я достойна лучшего.

Прости меня, дочка, за то, что я произносила эти лживые бездушные слова. Я делала это для тебя.

— Мы можем забрать это, — презрительный взгляд светло-светло голубых глаз метнулся в сторону моей малышки. — Мы можем унести ее сразу. Так тебе будет легче.

Я кивнула этому мерзкому вегу, про себя обзывая его последними словами, и, подражая его беспечному тону, произнесла:

— Два дня. Пусть Ария проведет со мной эти выходные, а потом…