— Папа, уже десять часов. Тебе пора отдыхать. Ведь Мандо приехал вовсе не для того, чтобы весь вечер спорить с тобой. — Она снова удалилась, шепнув на ухо своему гостю, что приглашает его на террасу любоваться луной.
Старый Монтеро поднялся со своего кресла.
— Господин Пларидель, мне кажется, теперь я узнал вас достаточно близко.
— Хорошо, если так, но ведь вы можете и ошибаться.
— Я узнал главное: мы с вами по-разному смотрим на многие вещи.
— Возможно, так оно и есть на самом деле.
— Вы не проявляете желания прийти к какому бы то ни было соглашению.
— Я был бы рад, но это не так легко.
— А ведь у вас, кажется, есть кое-какие планы относительно моей дочери?
Мандо буквально опешил от такого поворота беседы и не знал, что ответить. Однако, собравшись с мыслями, он задал дону Сегундо встречный вопрос:
— А разве одно с другим как-то связано?
— Может быть, и нет… Но, с другой стороны, почему бы им и не быть связанными?
«Вот он настал, решительный момент, — мысленно сказал себе Мандо, — теперь уж я ни за что не отступлю!»
— Если бы вы знали, кто я есть на самом деле, вы сделали бы одно из двух: либо прокляли меня, либо — самого себя.
Словно испугавшись, дон Сегундо попятился назад. Лицо Мандо Плариделя вдруг показалось ему знакомым.
— Ну и кто же вы такой?
— А разве вы не помните меня?
— Кто вы? — уже испуганно повторил Монтеро, отступая в глубь гостиной.
— Об этом вы узнаете через несколько часов, прежде чем я покину Багио.
Дон Сегундо взял себя в руки, опасаясь обнаружить боровшиеся в нем противоречивые чувства: страх и любопытство. В словах Мандо он уловил скрытую угрозу. Он, пристально вглядываясь в обезображенное шрамом лицо молодого человека, старался проникнуть взглядом сквозь его темные очки и прочитать, что написано у него в глазах. Монтеро мучительно напрягал память, пытаясь припомнить, кто этот человек, так внезапно возникший на его пути и, несомненно, причастный к какой-то тайне. Он вышел из гостиной, не попрощавшись.
Поразмыслив немного в одиночестве, Мандо отправился на террасу. Легкий бриз донес до него аромат знакомых духов. Долли шла ему навстречу. Ярко светила луна, небо было усеяно звездами, казавшимися светлячками, приютившимися на огромном дереве где-то далеко у самого горизонта, на высоком холме. Долли молча приблизилась к нему, своей холодной рукой взяла его руку. В душе Мандо кипела злоба, он понимал, что ничего путного не получится и из разговора с Долли.
— Отец разозлился на тебя? — спросила она наконец.
— Мы никогда не сходились с ним во взглядах. — Он нарочно сделал упор на слове «никогда», хотя Долли, конечно, было это непонятно.
— Мандо! — вкрадчиво-нежным голосом заговорила она.
— Долли, может быть, с сегодняшнего вечера ты не захочешь больше меня видеть.
— Мандо, что произошло? — удивилась она.
— Я хочу повторить тебе то, что сказал твоему отцу: если бы он знал, кто я такой, то проклял бы либо меня, либо самого себя.
— А кто ты?
Мандо снял очки и тремя пальцами прикрыл шрам на левой щеке. При этом он внимательно наблюдал за Долли, которая тщетно пыталась воскресить в памяти прошлое и попытаться найти ключ к разгадке его тайны. Она подошла к нему вплотную и посмотрела прямо в глаза. Потом отняла пальцы, скрывавшие шрам, и продолжала разглядывать его лицо, которое она столько раз целовала, столько раз прижимала к своей груди в те счастливые минуты, которым, как она понимала, уже не суждено повториться. Она интуитивно почувствовала, что сейчас произойдет что-то непоправимое.
— Кто ты, Мандо Пларидель? — спросила она таким тоном, словно всегда опасалась обнаружить в нем самозванца.
— Известно, что все без исключения подвержено воздействию времени… И тем не менее я умудрился остаться самим собой. Я такой же, каким был прежде, разве что сделался старше, умнее и опытней, но об этом знаю лишь я один.
— Да кто же ты?
Мандо снова надел очки и обнял девушку за плечи.
— Ты забыла, совсем забыла своего маленького слугу, — на которого постоянно кричала, а то и поднимала руку, можно сказать, раба, который прислуживал тебе когда-то до войны. Забыла несчастного подростка, которого постоянно колотили и оскорбляли твои родители. Того самого, которого вы во имя верноподданнической любви и преданности Японии выдали японской контрразведке. Ну, теперь вспомнила?!
Долли замерла, словно пораженная громом.
— Андой! — вырвалось у нее, но это восклицание было похоже скорее на стон. Лицо ее исказил ужас.
— Да-да. Андой.
— И ты… Предатель! Обманщик! — Долли отпрянула, терзаемая стыдом и злобой… Подумать только: блистательный Мандо Пларидель оказался презренным слугой, Андоем. Это ему она дарила свою любовь. Просто уму непостижимо. Ну что ж, зловредная змея, сумевшая так ловко ее обмануть, поплатится за свое коварство!
— Будь ты проклят! — кричала Долли в истерике.
Мандо сделал было попытку приблизиться к ней, но прежней мягкой, податливой Долли не было и в помине.
— Вон отсюда! — подобно разъяренной львице, рычала она. — Я не хочу видеть тебя, даже твоей тени! Предатель! Раб!