Хищные твари. Охота начинается

Не помогло. Поле зрения по углам начало туманиться и терять четкость по мере того, как давний кошмар возвращался к нему. Он почувствовал, что теряет контроль, безуспешно пытаясь отделить реальность от воспоминаний, настоящее от далекого прошлого. В воображении он был уже не на краю джунглей, он был в джунглях, он слышал все, видел все, все то, чего не хотел…

«Экон, пожалуйста».

А затем он увидел тело, залитое темной кровью. Он услышал грозный шорох листьев как раз перед тем, как воздух пронзил едкий запах – запах чего-то, что давно умерло. Он увидел темный силуэт, пробирающийся между деревьями, – монстра.

Все всегда сводилось к монстру.

Его легкие протестующе сжались, и тогда Экон забыл, как дышать. Деревья будто тянулись к нему, искривленные черные ветки сжимались, как когти, голодные…

– Экон?

Густая муть, застилавшая сознание, отступила так же внезапно, как пришла. Он снова находился на краю джунглей, голос отца исчез, а Камау остановился и встревоженно нахмурился:

– Ты в порядке?

– Уф, ага. – Экон стряхнул с себя остатки кошмара, как паутину. – Просто… задумался о сегодняшнем.

– А. – На лице Камау промелькнуло смущение, которое тут же исчезло, сменившись пониманием. – Ты боишься.

– Нет.

– Это совершенно естественно, – мрачно сказал Камау. Он демонстративно потянулся, и Экон с сожалением подумал о том, насколько крупнее бицепсы брата. – Некоторые считают, что ритуалы перехода в храме – самые сложные во всей Эшозе. Конечно, я сам не считаю их слишком трудными…

Экон закатил глаза. Два года назад брат получил право присоединиться к Сынам Шести, элитным воинам города. Он так хорошо прошел обряд, что сразу после инициации ему присвоили звание каптени – капитана, – несмотря на юный возраст. Теперь Камау был уважаемым воином, мужчиной. А Экон в глазах остальных оставался лишь зеленым мальчишкой.

– Эй! – Лицо Камау погрустнело, словно он услышал мысли Экона. – Не переживай, ты тоже пройдешь.

– Разве ты можешь сказать что-то другое?

Теперь Камау закатил глаза.

– Не в этом дело. И я точно не стал бы говорить то, чего не думаю. – Он стукнул кулаком по руке Экона. – Просто расслабься немного, ладно? Выдохни. Ты не влезаешь в неприятности, ты знаешь тексты лучше всех, и… ты справляешься с копьем почти так же хорошо, как я. К тому же ты Окоджо, так что мы, по сути, рождены для этого.

Экону показалось, будто он проглотил орех кола целиком. Рождены для этого. Поколение за поколением все мужчины рода Окоджо служили Сынам Шести, и эта традиция существовала дольше, чем традиции любой другой семьи в Лкоссе. Это наследие хранили и уважали, оно не оставляло права на ошибку.

– Наша семья будет гордиться тобой. – Камау разглядывал сандалии. – И я знаю, что и папа тобой бы гордился, если бы он был еще здесь.

Упоминание отца заставило Экона поморщиться.

– Спасибо. – Помолчав, он заговорил снова: – Слушай, Кам, я знаю, мне нельзя заранее узнавать, что там будет, но, может, ты…

– Нет. – Камау замотал головой, и улыбка снова растянула уголки его рта, хотя он пытался выглядеть серьезным. – Экки, обряд меняется каждый год согласно решениям действующего Кухани. Обряд для тебя выберет отец Олуфеми. Даже я не знаю, что это будет.

Воображаемые червяки, которые извивались вокруг желудка Экона, тут же притихли. Он все равно нервничал, но знание того, что ему не придется иметь дело с тем, через что прошел Камау во время своего обряда, немного утешало.

Они дошли до конца маршрута, который патрулировали, и остановились. В нескольких метрах от них, впереди, начинались Великие джунгли. Камау поднял взгляд. Экон проследил за ним и тоже посмотрел на серебристо-белые звезды, которые начали загораться в небе. В их тихом свечении шрамы, оставленные Разрывом, почти исчезли. Почти. Иллюзия не могла их обмануть.

– Лучше пойдем, – сказал Камау. – Уже пора.

Экон не стал признавать этого вслух, но чем дальше они уходили от границы джунглей, тем лучше он себя чувствовал. С каждым шагом, уводящим их от леса, напряжение отпускало плечи. Постепенно вечерний воздух наполнился знакомым городским гвалтом – это была Лкосса, это были звуки и запахи дома.

Вдоль грязных улиц стояли лавки со свежими фруктами, продавцы торговались с последними покупателями, а магазины уже собирались закрываться. Экон пересчитал всех. Он насчитал пятнадцать купцов, которые встряхивали на вытянутых руках окрашенные вручную ткани, и пару мальчиков, склонившихся над деревянной доской для игры в оварэ, – последние отвлеклись от игры и радостно помахали Камау, когда увидели позолоченную рукоять его ханджари. Группа молодых женщин – четыре – захихикала, прикрывая рты руками, когда они проходили мимо. Они одобрительно взглянули на Камау, и Экон ощутил знакомый укол зависти. Еще мальчиком он привык, что люди так смотрят на папу, когда видят его в официальной одежде, но с Камау было сложнее. Экон хотел, чтобы и его уважали, чтобы им восхищались, чтобы его замечали без особых усилий с его стороны.