И, наконец, совершенно особняком стоял Троянов. У него вообще не было родственников и ни одного банковского счета – тоже. Он был совершенно чист, если верить справке Синицкого. Но зачем-то генерал включил его фамилию в список. Если принять в расчет это соображение, а также то, что я сама видела и слышала, Троянов тоже брал, но брал только наличными. Причем много ему не давали, судя по его платежеспособности.
Я лишний раз убедилась в правильности своего выбора, и Сергей Иванович со мной полностью согласился.
Мы с Сергеем Ивановичем пили крепкий чай, поскольку я не могла после Маринкиного кофе пить ту бурду, которая получалась, когда его варил кто-то другой, и прикидывали, как лучше организовать слежку за Трояновым.
Сергей Иванович убеждал меня, что лучше всего не рисковать и не выпускать его из поля зрения ни на минуту. В Думе за Трояновым может следить он сам, поскольку к его присутствию в зале заседаний или в думских коридорах все привыкли за годы его работы политическим обозревателем. А за пределами Думы слежку можно поручить Виктору или мне, «усилив» меня, например, Ромкой.
Не скрою, второй вариант меня полностью устраивал хотя бы тем, что давал мне время просто пообщаться с Ромкой, но я возражала против слежки Кряжимским в помещении Думы, где невозможно спрятаться и осуществлять наблюдение тайно. Именно по этим мотивам деньги и не будут переданы Троянову в ее стенах. Это произойдет либо на улице, в укромном месте, либо у него дома. А это освобождает Сергея Ивановича от совершенно бессмысленного и даже вредного времяпрепровождения. Его голова пригодится для решения других проблем, и это будет наиболее рациональное использование имеющихся в нашем распоряжении сил.
Наш спор прервал Ромка, который буквально ворвался в редакцию с криком «Эврика!».
Мы с Сергеем Ивановичем вытаращили на него глаза. Какая еще к черту «эврика»?
Ромка посмотрел на нас, как на двух старых идиотов, и спросил:
– Вы что, не знаете, что это такое?
– Эх, молодой человек, – вздохнул Кряжимский, – если вспомнить, что я за свою жизнь знал…
– Но это же по-гречески «Нашел!» – сообщил нам Ромка взволнованно.
– Ну и что ты нашел, малыш? – спросила я.
– Марину вашу нашел! – выпалил Ромка.
Глава 7
– Где она? – в один голос воскликнули мы с Кряжимским.
– Сауна «Тропик» на окраине Заводского района, – сказал Ромка. – Да это, собственно, не я ее нашел, а мой друг Пашка. Он хотел в юридический поступать, но передумал и пошел со мной в художественное училище…
– Рома, давай про Марину, – сказала я. – Потом про Пашу расскажешь.
– Да про нее и рассказывать-то нечего, – пожал плечами Ромка. – Пашка же и не видел ее даже…
– Почему же ты кричал «Нашел! Нашел!»? – укоризненно спросила я его.
– Пашка, мне кажется, прав, – сказал Ромка. – Она скорее всего там. Или была там совсем недавно. Пашка много про нее расспрашивал, я рассказал ему все, что о ней знаю. Он уверен, что это она писала…
– Что писала? – спросила я. – Где?
– На стене, в одной из ванных комнат. Написано зубной пастой на кафеле. Четыре строчки. Пашка срисовал их – правда, там часть слов водой смылась…
– Давай листок! – потребовала я.
На выдранном из блокнота листе бумаги карандашом было нацарапано:
«Вот мысль…. Итог всего, что… Лишь тот, кем бой за жизнь… Жизнь и свободу заслужил».
– Это Маринка! – вздохнула я облегченно. Наконец-то мы напали на след!
– Позвольте, Оля! – вмешался Кряжимский. – Я от волнения что-то плохо соображаю. Почему ты уверена, что эти строчки написала именно Марина? Кстати, это что-то очень знакомое…
– Это слова Фауста! – воскликнула я. – А Гете – ее любимый писатель!
– Но не мог ли кто-нибудь другой случайно… – засомневался Кряжимский.
– Не мог! – отрезала я. – Если бы эти строки писал кто-нибудь другой, он обязательно написал бы их в гораздо более распространенном переводе Щепкиной-Куперник: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!» А Маринка не любит этот перевод, говорит, что там слишком много отсебятины и слишком мало Гете. Ей нравится пастернаковский «Фауст»: «Вот мысль, которой весь я предан, Итог всего, что ум скопил. Лишь тот, кем бой за жизнь изведан, Жизнь и свободу заслужил». Это могла написать только Маринка! Молодец, Ромка! И знаешь что? Пригласи своего друга Пашу прийти ко мне. Мне нравится его ход мыслей. Он же не знал Маринку и составил о ней представление только по твоим рассказам.
Ромке, по-моему, эта идея не очень понравилась – наверное, ревность слегка кольнула его неопытное сердечко, но он кивнул головой в знак согласия.
В тот же вечер мы отправились на окраину Заводского района в полном боевом составе: четверо бойцов Эдика, включая Виктора, который категорически отказался сидеть в редакции и ждать исхода операции, и я. Сергея Ивановича и Ромку я оставила в редакции, хотя Ромка и упрашивал меня взять его с собой. Но я проявила твердость и приказала ему охранять Сергея Ивановича: не дай бог, мол, еще его похитят.