Хитклиф

Они блистали в высших кругах несколько месяцев — достаточно долго, чтобы мистера Эра успела настичь кара за былой грех: незаконный ребёнок, покинутая матерью-актрисой маленькая француженка лет пяти — шести. Новоиспечённый папаша, охваченный, вполне допускаю, чем-то наподобие раскаяния, признал оплошность и с помощью другого своего подопечного отвёз девочку в Торнфилд, где вручил заботам домоправительницы, дав распоряжение найти гувернантку.

А затем отчаянная парочка вновь вернулась на континент, но теперь в Италию. Здесь они впутались в какую-то интригу; в чём там было дело, я не помню, но закончилось всё тем, что под личиной епископа Хитклиф насадил переодетого кардинала на рапиру, спрятанную в епископском жезле.

Были они и в других странах. Помнится, частенько хаживали в венскую оперу, в Швейцарии встретились со старым другом лордом Ингрэмом, который лечился там от сифилиса, но самое глубокое впечатление произвела на Хитклифа Германия.

Хитклиф всегда был помешан на мистике, он и раньше всё выискивал работы одного малоизвестного немецкого философа и теперь места себе не находил — всё мечтал с ним встретиться. Вот они и отправились в город, где этот философ преподавал в университете. Там Хитклиф записался в студенты и вскоре по уши увяз в метафизике — решил выучить всё от «а» до «я».

А мистер Эр тем временем тоже по уши увяз, но его затянуло кое-что другое — некая графиня Клара. К тому же случилось так, что срочные дела позвали его обратно в Англию. Было это, должно быть, в январе 1783 года.

Хозяин очень хотел, чтобы Хитклиф отправился с ним, но, сколько ни настаивал, тот отказался — так заворожило его непостижимое учение, что открывал ему философ. Отказ стал причиной некоторого охлаждения между ним и мистером Эром, которое позже превратилось в лютый мороз.

Хитклиф не смог, или не захотел, прервать свои занятия до самого лета, а к тому времени в Торнфилде всё переменилось. Отныне новый кумир был возведён на пьедестал, солнце и луна вставали и заходили с приходом и уходом; да что там солнце и луна — она значила теперь гораздо больше, она просто вскружила мистеру Эру голову — молоденькая гувернантка, нанятая к Адели, подопечной мистера Эра, но прибравшая к рукам самого опекуна.

Анемичная бесцветная особа, льстивая собачонка, пронырливый хорёк — о, предавая её проклятиям, Хитклиф делался куда как красноречив. И теперь уж никому не узнать, прав ли он был или застила глаза зависть, только без неё, уж конечно, не обошлось, ведь мистер Эр, в душе, возможно, любя Хитклифа не меньше прежнего, былой любви уж не выказывал — всё доставалось на долю новой владычицы; а та, придерживая свой единственный козырь, потешалась над ним, отказывая в том, чего ему больше всего хотелось, отчего становилась ещё желаннее.

Так, с точки зрения Хитклифа, обстояли дела (мы с вами, мистер Локвуд, знали его достаточно хорошо, чтобы понять: то, что так или иначе затрагивало его интересы, он умел представить в совершенно извращённом свете); он, однако, был уверен, что гувернантка имеет виды на состояние мистера Эра (которое Хитклиф считал, видно, уже почти своим). Мисс Эйр (так, как это ни странно, её звали) была, стало быть, лицемеркой и авантюристкой, и её надлежало вывести на чистую воду — для собственного же блага мистера Эра.

Кроме того, от Хитклифа не укрылось, что гувернантке он не понравился — как не понравилось бы на её месте и любому нормальному человеку ловить на себе, что ни день, его злобные взгляды в коридоре или за чайным столом. Вот он и счёл, что она настраивает хозяина против него, внушая ему сомнения в происхождении, здравом рассудке и добром отношении Хитклифа.

Эти подозрения теплились до поры, пока повторение варварских выходок, прежде уже случавшихся в Торнфилде, не подлило масла в огонь — только на этот раз не было трюков с чучелом или чернилами: вместо этого испортили одежду мистера Эра — оказалось разорвано несколько жилетов.

В этом безумном поступке Хитклиф обвинил гувернантку. Что за мотивы приписал он ей? Желание свалить всё на него, Хитклифа, ведь, как и с разлитыми чернилами, всё указывало на то, что это его рук дело.

Затем последовала ужасная сцена между Хитклифом и его наставником: Хитклиф обвинял гувернантку, объяснял, что, по его мнению, двигало ею, а мистер Эр сурово молчал, отметая от мисс Эйр все подозрения, и категорически отказывался дать встречное объяснение таинственного происшествия с разорванной одеждой. Вместо этого (как мне помнится) он перешёл к самой сути:

— Неужели я не имею права влюбиться, Хитклиф? Разве нет?

— Разумеется, имеете, сэр, — отвечал Хитклиф, — но вашим друзьям хотелось бы надеяться, что ваши чувства обращены на достойный предмет!

— А кого же считать достойной, если не её! — взвился мистер Эр. — Такая скромная, такая чистая — кажется, её насквозь видно — и вдруг блеснёт таким умом, иронией, отвагой! Да где мне найти другую, к кому так лежало бы сердце?

Хитклиф, надо отдать ему должное, удержался от вертевшихся на языке саркастических высказываний.