Мне все же следовало прислушаться к своим инстинктам, поскольку в итоге ту фотографию обработали так, что я стал казаться каким-то зловещим мафиози. Ну а в прилагающейся статье меня изобразили как человека, который велит подбрасывать конские головы в кровати тех, кто перешел ему дорогу.
Ну да, однажды я выплеснул коктейль на макушку одному мерзавцу. Он вполне этого заслуживал, но мне до сих пор неловко вспоминать тот эпизод. Однако та статья была просто квинтэссенцией этнических стереотипов в отношении итальянцев. А у меня, как назло, не было под рукой своего Эла Шарптона[12]
, чтобы поднять шум из-за оскорбления чести и достоинства.Поймите, я умею держать удар. Но автор статьи исказил образ моего отца, предположив, что у того были связи с мафией. Естественно, я был возмущен. Мой отец был одним из милейших и добрейших людей, прекрасным семьянином… Он много трудился в жизни, строя свой бизнес для того, чтобы обеспечить родных. Та статья была похожа на кучу собачьего дерьма, которую кто-то вывалил у вас под дверью, чтобы после позвонить в звонок и убежать. И когда говорю «убежать» – я не шучу. Несколько лет спустя я случайно встретил того журналиста в супермаркете района Сэг-Харбор, и, когда этот жалкий червяк узнал меня, он бросился к выходу так быстро, что, наверное, побил олимпийский рекорд.
Все же одной из самых неприятных составляющих этой истории стало то, что Мэрайя никогда даже не пыталась опровергнуть написанное этим поганцем. Более того, было совершенно очевидно, что ее окружение участвовало во всем этом с самого начала. Ради Мэрайи я прошибал стены головой, особенно когда нужно было защитить ее в ситуациях типа этой. Что же, если это не имеет значения…
Обдумывая это теперь, я понимаю, насколько подавленной она себя чувствовала в то время. Она происходила из мира без четких правил и установлений, а потом начались наши отношения, и ее швырнуло в новую реальность, где нам обоим постоянно приходилось выкладываться по полной, жать на газ и день за днем гнать на полной скорости. Груз ответственности был очень велик, а опытные люди вокруг постоянно принимали решения за Мэрайю и слишком часто говорили ей, что и как надо делать. Все это и правда угнетало, и в итоге она почувствовала, что потеряла контроль над своей жизнью. Если Мэрайе и правда казалось, что я помыкаю ею, то мне очень жаль. Был ли я одержим? Пожалуй. Но отчасти именно это стало причиной ее успеха. И моего тоже. Если ты ничего не контролируешь, руководя компанией с четырьмя сотнями артистов и четырнадцатью тысячами сотрудников, то тебя не ждет ничего хорошего, и на работе ты продержишься недолго.
Нашей проблемой стало то, что я одновременно был и ее мужем, и руководителем Sony.
В ней стало расти раздражение. А поскольку я был так или иначе всегда поблизости, то изливалось это раздражение именно на меня. Наши отношения с каждым днем становились все сложнее и напряженнее. Однажды утром, уходя на работу, я написал небольшую записку и оставил ее на ночном столике. Это была цитата из песни Someone Saved My Life Tonight, текст которой Берни Топин написал для Элтона Джона:
Через несколько недель мы стали жить отдельно и в конечном счете развелись, продав наш волшебный замок. Мы оба испытывали друг к другу так много глубоких чувств, но в итоге нашу сказку ожидал совсем не сказочный финал. А несколько лет спустя в том доме вспыхнул пожар, который уничтожил его до основания.
Я старался не позволять личным трудностям влиять на эффективность моей работы. Но то было, конечно, непростое время. Газеты постоянно напоминали мне о Мэрайе сообщениями о том, как она развлекается в клубах до пяти утра и тусуется с какими-то бейсболистами. Я погрузился в работу глубже, чем когда-либо прежде. Не знаю, была то ирония судьбы или просто совпадение, но именно тогда в поле моего зрения попала песня, которая, как я был уверен, произведет на слушателей огромный эффект. Это была композиция My Heart Will Go On.
Нас уведомили, что через шесть месяцев должен был выйти фильм «Титаник», где снимались молодые Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет. Вокруг этой картины уже тогда было много шума. Режиссером фильма был Джеймс Кэмерон, а композитором – Джеймс Хорнер, но на тот момент песен в самом фильме не было, только музыка. Но Хорнер считал, что подобрать песню в тему фильма очень важно.
Кэмерон не соглашался – он не хотел, чтобы его критиковали за то, что фильм, дескать, слишком коммерциализирован. Вместе с тем он хотел угодить руководству кинокомпаний и знал, что если «титульная» песня фильма станет хитом, то кассовые сборы от этого только выиграют. Так что в конце концов он неохотно согласился.
Я отлично помню тот вечер, когда Селин явилась, чтобы заняться этим. Мы все – Хорнер, Рене, Селин и я – собрались на студии «А», в здании Hit Factory. Селин прошла в бокс звукозаписи, быстро пробежалась по тексту и сказала:
– Хорошо, я готова работать. Поехали!