Хитрая затея

Тут уже задумались мы с Крамницем. Куда на самом деле отправился Данилевич утром того дня, как неизвестная карета с большим сундуком, ряженым кучером и женщиной внутри увезла неведомо куда Антонину Ташлину? Но раз ни её, ни его после никто не видел, получалось, что почти наверняка обоих в тот день и убили. Причём Данилевича раньше, потому как Ташлина уж до пяти часов пополудни точно была живою, а вот её любовник, судя по всему, уже лежал мёртвым в том самом сундуке…

— А не знаешь, подарки дорогие хозяин этой своей Антонине дарил? — вышел Крамниц из задумчивости. — Украшения, золото, ещё что?

— Не могу знать, ваше благородие, — по-уставному ответил Силаев. — Я вообще никогда не видел, чтобы Викентий Васильевич такое покупал.

— А чем Викентий Васильевич целыми днями занимался, когда дома был? — зашёл пристав с другого бока.

— Читал, ваше благородие, — с почтением сказал Силаев. — Много читал. По утрам посылал меня газеты покупать, все, какие есть, и до обеда их читал. Вечером за книги садился, иной раз и полночи с книгой просидит… Я уж боялся, Викентий Васильевич глаза себе сломает, а он всё смеялся, говорил, с очками у него не два глаза, а все четыре…

Да, с юмором у Данилевича, похоже, всё было в порядке. Кстати, интересно было бы посмотреть, что за книги он так увлечённо читал… А почему бы и нет? Попрошу Крамница, он мне это устроит.

— Книги читал, которые в доме были? Или покупал ещё? — видимо, Иван Адамович тоже заинтересовался кругом чтения Данилевича.

— И которые дома, и покупал, — в голосе Силаева снова явственно слышалось почтение к такому умному хозяину.

Мы с приставом снова погрузились в размышления. Не знаю уж, о чём думал Иван Адамович, а я пытался увязать друг с другом образы нелюдимого книгочея, любителя юмора и пылкого любовника, странным образом сочетавшиеся в одном человеке.

— Ваше благородие, — напомнил о себе Силаев. — Тут дело такое… Викентия Васильевича похоронить бы надо по-христиански. Своих-то денег у меня немного осталось, но ведь на такое и хозяйские потратить можно?

— Можно, я так полагаю, — в голосе Крамница явственно слышалось участие. — Ладно, Силаев, отправляйся-ка ты в хозяйский дом, да не отлучайся из Москвы пока что. Как дозволение на похороны начальство даст, я тебя извещу У тебя-то самого есть где жить? Ежели наследники твоего хозяина не отыщутся, дом казна заберёт.

— Вы, ваше благородие, душегуба этого изловите, — с чувством попросил Силаев. — А я не пропаду!

— Значит, негде, — правильно понял Крамниц. — Ладно, посмотрю, что для тебя сделать можно…

— Премного благодарю, ваше благородие, но я ж солдат, хоть и отставной! — вскинул голову Силаев. — Голодным точно не останусь, а бездомным если и побуду, то всяко недолго!

…Разумеется, установление личности соседа Ташлиной по могиле стоило признать успехом, как и выяснение любовной связи между ними обоими. Другое дело, что успех этот пока что никак не вёл к тому, чтобы выяснить, каким образом Ташлина и Данилевич оказались там, где мы их нашли, и установить, кто их туда отправил. Поэтому мы с Иваном Адамовичем решили выжать всё, что можно, из успеха с Данилевичем. Во-первых, Крамниц собирался и дальше давить на прислугу Ташлиных, теперь уже точно зная, что у Антонины Георгиевны был любовник; во-вторых, он же брался пройтись по трактирам и ресторанам, куда ходил Данилевич; в-третьих, появилось у пристава желание внимательно осмотреть дом Данилевича, тут я и попросил его взять меня с собой на предмет прояснения, что за книги тот с таким увлечением читал. И раз мы приняли столь мудрые решения, то не стали откладывать их исполнение и отправились в дом Данилевича.

…Говоря, будто хозяин не бедствовал и не роскошествовал, Силаев душой не покривил. Именно такое впечатление о своём хозяине дом и создавал. Не модная, но вполне добротная мебель не казалась старой, обстановка пусть и не блестела, но и никакой грязи я не заметил — хозяйский наказ насчёт чистоты и порядка в доме Силаев исполнял неукоснительно. Крамниц сразу занялся поиском бумаг Данилевича, я же взялся за содержимое двух книжных шкафов. Ох, и ничего же себе!

— Полюбопытствуйте, Иван Адамович, — пригласил я пристава присоединиться ко мне.

— Ого! — вот и Крамниц не справился со своими чувствами. И было от чего…

Два последних издания «Каталога Царского Исторического Музея», все выпуски «Альманаха русских древностей» и журнала «Русский собиратель» за последние восемь лет, труды князя Белозёрского по исследованию русских летописей, слов и поучений, десятка три других книг по русской истории, огромное количество нумеров Московского, Ярославского и Тверского епархиальных вестников, две толстых укладки с выписками из Кремлёвского архива и дюжина тетрадей с записями, сделанными, по всей видимости, в Царской библиотеке — круг чтения отставного артиллерийского капитана поражал основательностью подбора книг.

— Кажется, упрекая супруга в том, что поиск древностей он предпочитает семейной жизни, Антонина Ташлина изрядно кривила душой. Не находите, Иван Адамович? — спросил я пристава.