Хитрая затея

— А так ли нужна спешенным кавалеристам дальность стрельбы, сравнимая с пехотой? — я захотел уточнить себе задачу. — Есть ли на сей счёт какие-то наблюдения?

— По опыту похода в Персию, действенная стрельба из ваших винтовок дальше четырёхсот саженей [1] возможна только залпами, — пояснил генерал Делирадович. — Но это для пехоты. Спешенные драгуны не стреляли на четыреста саженей даже залпами, а легкоконники с казаками и на двести-то саженей стрелять не брались.

— Стало быть, можно ограничиться карабином, — заключил я. — Возможно, несколько длиннее нынешнего, но короче драгунской и казачьей винтовок. И сделать его единым для кавалеристов, артиллеристов и сапёр, [2] чтобы бил на четыре сотни саженей.

Генералы снова переглянулись, на этот раз с некоторой смесью интереса и удивления.

— Единый карабин? — недоверчиво спросил генерал Бервальд. — Вы хотите оставить драгун без винтовок и штыков?

— Из слов его превосходительства, — я обозначил поклон в сторону генерала Делирадовича, — следует, что длинные винтовки не настолько драгунам и нужны. Что же касается штыков, как раз я бы предложил сделать этот единый карабин именно со штыком. Артиллеристам и сапёрам штыки не помешали бы.

— Но зачем штыки казакам? — Генрих Арнольдович откровенно удивился.

— В казачьих полках половина строевых вооружена пиками, — напомнил я. — Они обычно не спешиваются, потому как при рукопашной в пешем строю пики совершенно бесполезны. Так пусть у спешенных будет возможность не только стрелять, но и без стрельбы обойтись, если нужно. То же можно сказать и о легкоконных полках, где пики имеет четверть строевых.

— Но казаков же никогда не учили штыковому бою! — ахнул генерал-бригадир.

— Пластунов [2] учат, — пожал я плечами. — Так что есть там, кому учить.

Дело явно шло к оживлённой дискуссии, и я уже приготовил доводы для разрушения в умах их превосходительств привычных им представлений, но, видимо, в планы главноначальствующего Военной палатой оживлённое обсуждение этого вопроса не входило, поэтому он сразу же начал излагать своё мудрое решение.

Пунктом первым шло подтверждение заказа на пехотные винтовки с гранёным штыком. Количество называть не стану, чтобы не сглазить, но дух захватило не у меня одного — отец и брат тоже, как услышали, лишний раз вздохнуть остерегались.

Второй пункт прекращал недолгое существование особой винтовки для охотничьих батальонов, винтовка становилась единой и для линейной, и для лёгкой пехоты. Что ж, благодаря такому решению и нам выделка дешевле обойдётся, и казне закупка.

Пункт три включал заказ на пробную партию затворных уплотнителей из горного льна и на пятнадцать процентов увеличивал заказ на запасные уплотнители из каучука.

Четвёртый пункт обязывал нас представить Военной палате образцы карабинов для кавалеристов, артиллеристов и сапёр, дабы палата провела их всесторонние испытания.

Пункт пятый снова порадовал нас с отцом и братом заказом, в этот раз на револьверы и, что особенно погрело нам душу, ещё и на патроны к ним. Впрочем, размер заказа погрел душу ещё больше.

Шестым пунктом Военная палата заказала нам карабины под револьверный патрон. Заказала не особо много, а сказать по правде, так и просто мало, но на словах генерал-воевода Романов сообщил, что карабин будет включён в перечень оружия, рекомендованного и дозволенного господам офицерам к приобретению за собственный счёт и использованию в военное время на походе. Кроме того, генерал-воевода обещал утвердить карабин как дозволенное оружие для казаков, с некоторыми, однако, ограничениями.

Седьмой пункт оказался особенно приятным и полезным лично мне — Военная палата утвердила ремень с портупеей моего фасона для ношения господами офицерами при белом оружии и револьвере, а также забирала себе его выделку с оплатой мне уступки привилегии.

На столь благостном фоне, однако, темнело изрядных размеров пятно. Всё сказанное генерал-воеводой непреложно приводило к моему скорому отъезду в Александров для постановки Гаврилову с Семёновым задачи по новому карабину, и как этот отъезд увязать с расследованием убийства Ташлиной и Данилевича, а также происходящего в Палате государева двора, я представлял себе… Да никак не представлял, откровенно-то говоря. Оставалось лишь надеяться, что Палата государева надзора ещё какое-то время провозится с выявлением связи между Ташлиным, его подчинёнными и получателями денег, и молить Бога о том, чтобы провозилась она с этим делом как раз до моего из Александрова возвращения. Впрочем, это было бы идеально, а полагаться на идеал выглядело излишне оптимистичным. Что ж, выбора особого у меня нет, будем разбираться с трудностями по мере их поступления.