Хитрая затея

Начал я с описи изъятого имущества. Изъяли у Ташлина немало — и книг, и рукописей, и драгоценностей, и тот самый карабин тоже. К каждому предмету имелось кратенькое описание и указание на происхождение, разумеется, со слов самого Ташлина. Я, конечно, не знаток, но ничего похожего на какую-то ценную рукопись в описи не увидел. Если верить пояснениям Ташлина, все изъятые у него книги и большую часть рукописей он купил у частных собирателей в Москве и Твери, а две рукописи — на той самой распродаже в епархиальном архиве Ярославля. Происхождение драгоценностей Ташлин объяснял их покупкой у частных лиц, собирателями не являвшимися, назвав по каждому предмету имя продавца, день покупки и уплаченную им цену.

Чтение допросного листа Ташлина быстро убедило меня в том, что на вопрос к Ташлину, почему он не заявлял о пропаже ценностей, я возлагал надежды напрасно — Крамниц-то Ташлина спросил, не пропало ли что из них с отъездом жены, Ташлин же ответил, что ничего не пропадало. Понятно, что почти наверняка врал, но как легко и изящно выкрутился!

По поводу ярославской истории Ташлин утверждал, что да, мол, купил рукопись, к которой Чернов приценивался, купил задёшево, потому как дороговизне там взяться неоткуда, а если Чернов говорил, что рукопись, дескать, ценная, и даже украсть её пытался, то ошибиться никому не зазорно, даже такому знатоку, каким был покойный Феофан Данилович, да простит ему Господь все прегрешения, вольные и невольные. Крамниц напомнил Ташлину, что Чернов говорил о пергаменте, Ташлин на это ответил, что речь, стало быть, идёт о какой-то другой рукописи, поскольку те, что купил он сам, обе были на бумаге.

Раз уж Ташлин сам вспомнил Чернова, Крамниц тут же спросил, где же на самом деле был приказной советник в ночь, когда Чернов забрался к нему в дом. Ташлин отнекивался, пытался кормить пристава отговорками, но в конце концов признал, что три дня и две ночи, в том числе и ту самую, провёл у баронессы фон Альштетт. Крамниц, разумеется, немедленно поинтересовался, почему Ташлин раньше о том не говорил, как и не признавал свою связь с баронессой, Ташлин ожидаемо ответил, что теперь скрывать эту связь не имеет смысла. Вспомнилось, как ещё при нашем знакомстве Крамниц обозначил Ташлина как человека неприятного и скользкого. Да уж, и то правда, изворачивается Ташлин старательно и, надо признать, довольно ловко.

Пристав, однако, на том не успокоился, и поинтересовался, а как вообще Ташлин собирался продолжать свои отношения с баронессой при живой-то жене. Ташлин ответил, что раз уж его супруга знала о Маргарите и потом сама завела себе любовника, то каких-то сложностей он тут не видел и даже сам был рад, что оно так обернулось. Крамница, однако, на кривой козе не объедешь — Иван Адамович, услышав такое, напомнил Ташлину о его же показаниях относительно ссоры с женой, после которой она и уехала якобы в имение, и о том, что именно невнимание мужа было причиной и иных их ссор. Попытка Ташлина показать, что и он не лыком шит, даже на бумаге выглядела не особо убедительно, потому как приказной советник не придумал ничего лучше, как объяснить эти ссоры исключительно скверным характером покойной жены.

Хм-хм-хм… Насколько я себе представляю официальное отношение к нравственности у нас в Царстве Русском, Ташлин, мягко говоря, заблуждался, не видя сложностей в своих отношениях с Маргаритой фон Альштетт. Его связь с любовницей при живой супруге рано или поздно стала бы известной, и не позже чем на следующий день ему бы предложили выбор — порвать с баронессой или оставить службу в Палате государева двора. Так что не нужна была Ташлину супруга живою, никак не нужна. Об этом я и сказал Крамницу, закончив чтение допросного листа.

— Соглашусь, Алексей Филиппович, — пристав не стал спорить с очевидностью. — Было бы, конечно, интересно знать мнение на сей счёт самой Антонины Ташлиной, но увы…

— Мне больше интересно, где застрелили Данилевича и куда он на самом деле уехал, сказав Силаеву, что едет на вокзал, — вздохнул я.

— Мне это тоже интересно, — улыбнулся Крамниц. — И за два месяца вашего отсутствия мои люди опросили всех московских извозчиков. Почти всех, — тут же уточнил он, — остальных опрашиваем по мере их возвращения в Москву.

— По мере возвращения? — не понял я. — Какого возвращения?