Она сделала вид, что свет слепит глаза, закрыла их рукавом и отвернулась. Свеча погасла, Вера убрала рукав и увидела в лунном свете сидящего рядом с её матрасом министра Шена. Он был в костюме для фехтования, состоящем из широких штанов, нижней рубашки и длинного халата с короткими рукавами, пах каким-то слабым алкоголем, но не тем, который они пили с Джен Джи в зале для фехтования. Она спросила шёпотом, чтобы голос не выдал её состояния:
— Как Джен Джи?
Министр тяжко вздохнул и бросил на пол возле свечи пачку листов, шёпотом отвечая:
— Кайрис написала мне восьмистраничный отчёт на тему «Почему госпожа Вероника плачет», но попросила его не читать. Личные просьбы от неё бывают настолько редко, и оказываются в итоге настолько значимыми, что я предпочитаю прислушиваться. В прошлый раз она попросила спасти Артура. До этого была попытка суицида у пленника. А до него я её не послушал, и получил крайне неприятные последствия. Что случилось в этот раз, вы мне можете объяснить?
Она прочистила горло и повторила:
— Как Джен Джи?
— Вера, почему вы плачете?
— Вы хотите, чтобы я в третий раз повторила вопрос, а вы в третий раз его проигнорировали? Можете сразу уходить в таком случае.
Он медленно глубоко вдохнул, ещё медленнее выдохнул и взял брошенные на пол листы, чиркнул спичкой, зажёг свечу. Вера встала и сказала:
— Я буду спать с Кайрис.
— Вера! — он поймал её за рукав, она с лёгкостью выскользнула из кимоно и пошла дальше, оставив куртку в его руках. Он тихо выругался, потушил свечу и догнал Веру у двери, набросил на неё сзади одеяло и прижал к себе, шёпотом требуя: — Вы можете просто ответить на вопрос?
— А зачем? Идите сразу к Кайрис, она вам в отчёте всё конкретно напишет. Записи разговоров послушаете, отчёты почитаете — вот и мнение сложится. А я по любым вопросам тоже буду обращаться к Кайрис, очень удобно. И спать тоже буду с ней, мы уже достаточно близки. И на мои вопросы она всегда отвечает, в отличие от вас, я это в людях очень ценю.
— Я отвечу на ваш вопрос, как только вы ответите на мой.
— Почему так? Я первая спросила.
— Потому что... — он оборвал себя, как будто сам себе захлопнул рот, постоял молча и сказал с бездной терпения, как будто говорил с больным человеком: — Хорошо, я отвечу первым. Оденьтесь. Я зажгу свечу.
Она не ответила, он оставил ей одеяло и ушёл к свече, зажёг её, с непривычки она казалась такой яркой, что даже глаза заболели. Вера какое-то время простояла неподвижно, потом министр подошёл и протянул ей её куртку от кимоно, она взяла и пошла к расстеленному на полу одеялу, бросила своё сверху, стала одеваться и завязывать пояс. Министр всё это время стоял к ней спиной, низко опустив голову, Вера осмотрела комнату — в центре её мятое нижнее одеяло, мокрая подушка, ещё более мятое верхнее одеяло. У изголовья горящая свеча и коробка спичек, рассыпанные по полу листы, исписанные мелким летящим почерком. Подушка из столовой.
— Вы оделись?
— Да. — Она перевернула свою подушку слезами вниз, поправила одеяло, села в центре по-турецки и изобразила готовность, — я вас внимательно слушаю.
Министр ногой подвинул свою подушку, чтобы она оказалась напротив Веры, и сел на неё так, как сидели цыньянцы, по-японски. Вера невольно уважительно хмыкнула — выкрутился.
Он расправил костюм и тоном скучного отчёта сказал:
— Джен Джи очень плохо. Жена отказалась с ним разговаривать, и его слушать тоже отказалась, как только он её отпустил, она вырвалась и ускакала по крышам неизвестно куда. Он не стал за ней гоняться.
— Правильно сделал.
Министр опять резко вдохнул, как будто собирался возразить, а потом так же резко оборвал себя, как будто не считал это разумным. Но хотел, она видела. Сделав несколько медленных вдохов, он ровно сказал:
— Вы на мой вопрос ответите теперь?
Она молча взяла телефон, открыла фотографию Миланы и показала:
— Второй Призванный — моя лучшая подруга.
Он не выглядел удивлённым. Она подождала реакции, не дождалась и спросила:
— Как давно вы в курсе?
— Я узнал сегодня.
Она убрала телефон, он помолчал и тем же тоном добавил:
— Это не ответ на мой вопрос.
— Это ответ.
— Вы недовольны тем, что это она?
— Да.
— Почему?
— Я думала, это папа.
— И?
— И всё.
Повисла тишина, Вера смотрела на свечу, министр смотрел на Веру. Потом осторожно сказал:
— Вы хотели бы своему отцу такой судьбы? Чужой мир с плохой медициной, оторванность от семьи и привычной жизни, положение раба?