Хитросплетение судьбы

— Не во что нас не ставишь, да? Можешь пропускать тренировки, потому что лучше нас? Это сыграет с тобой злую шутку глазастик. В будущем, или даже сейчас, — сквозь зубы цедил нападавший.

Гальвэр не испугался. К такому отношению он был готов.

— Можешь избить меня. Сопротивляться не буду. Но это ничего не изменит. Я не собираюсь занимать твое место. Мне это не интересно. Если бы не мой отец, я бы никогда не взял в руки копье. Когда накоплю достаточно денег, то уплыву куда-нибудь подальше отсюда и больше не буду мозолить вам глаза, — с холодными нотками в голосе произнес художник.

Хватка Артола ослабла. И вся его ярость мгновенно растаяла.

— Прости.

— Я не злопамятный, — подарил натянутую улыбку Гальвэр.

«Конечно-конечно. Этот парень покойник, как только повернется к тебе спиной», — издевался Ганс. Но далее продолжил более серьезно.

«Кхе, я горжусь тобой. Ты смело дал ему отпор словами, хотя обычно такие люди понимают только язык боли».

— Мне не хочется причинять вред другим людям.

«А если попадешь в ситуацию, где на кону твоя жизнь?»

— Не знаю… Когда наступит этот момент, тогда и посмотрим.

После того случая Гальвэр больше не появлялся на тренировках. Первое копье севера Кальдан несколько раз навещал их дом и пытался уговорить художника приходить хотя бы изредка, но юноша проявил свой стойкий характер, для шестнадцати лет, и каждый раз давал отрицательный ответ. Хотя кто-то мог бы назвать это подростковой упертостью.

Так или иначе этот путь он для себя отрезал навсегда, чем наверняка расстроил отца еще больше. Противостояние Хонксу стало частью обязательной программы для Гальвэра. Иногда художник показательно пересчитывал монеты, заработанные за продажу картин, перед своим отцом. Какое же он ощущал злорадство смотря в спину уходящему родителю. Ганс в эти моменты тоже не мог сдержаться.

«Ты уже достаточно взрослый для таких выходок».

— Ага, эти так называемые «взрослые» ведут себя не лучше. Я воюю за справедливость, — себе под нос шептал Гальвэр складывая монеты в столбики.

Время на островах проходило слишком размеренно. Одна рутина, разбавляемая проблесками вдохновения, но и оно уже с большой редкостью посещало Гальвэра. Шедевр под названием «Кратер» так и не был закончен. Мысли крутились вокруг чего-то неосязаемого. Сегодня он в очередной раз встречался со своим бизнес-партнером, который отсыпал ему достаточно солидную сумму. Похоже работы художника начали обретать все больше популярности в империи. Но рисовать постоянно снежные пейзажи начало ему наскучивать, если даже не надоедать. Гальвэр шел к своему дому и выслушивал советы своего друга.

«Попробуй нарисовать лес или луга. Ты же видел их в своих книгах. Животные тоже подойдут для разнообразия».

— Легко тебе говорить. Мне бы в живую их увидеть, тогда мое восприятие улучшилось бы и рисовалось легче, — отвечал художник, усердно втаптывая снег в землю, как будто он был повинен в его проблемах.

Открыв дверь своего дома, он услышал смеющиеся голоса. Такого не было уже давно (отец редко принимал гостей дома). Хонкс услышал, что его сын вернулся домой и крикнул.

— К тебе тоже пришли! Как обычно, в библиотеке!

Гальвэр в секунду сбросил с себя всю верхнюю одежду на пол и ринулся наверх по лестнице, рискуя запнуться и оказаться у ее подножья. Но, к счастью, этого не произошло. Дверь в библиотеку распахнулась, явив тем самым стоящую девушку задумчиво листающую книгу. Стоило ей оторвать свой взгляд от страниц и направить его в сторону вошедшего, лицо сразу же преобразилось. Оно излучало радость с нетерпением.

— Давно не виделись, Гал.

Лейна захлопнув книгу небрежным движением руки кинула ее на читальный столик, а уже в следующее мгновение художник был пойман в нежные объятья северянки.

Глава 2

Северные острова Бахума 1389 год.

Кисть замирала над холстом и снова касалась его. Неспешно выводила линии, смешивала оттенки, пыталась запечатлеть реальность. Сказать, что Гальвэр волновался это слишком слабо. Он пытался сосредоточиться и напрягал каждую мышцу в своем теле, чтобы унять внутреннюю дрожь. Она сидела за книжным столиком и рассказывала о своих приключениях в Дизансе.

Когда Лейна накинулась на Гальвэра он превратился в ледяную статую, тающую в ее объятьях. Он не знал любви от своих родителей, но много читал об этом чувстве в книгах. И то, что художник испытал, не могло быть ничем другим, как любовью. Все потеряло значение. Даже дышать было не столь важно. Он был полностью погружен в эйфорию, а она что-то говорила, но Гальвэр не слышал слова. Ее голос был мелодией с нотами, которые были выше всякого понимания, но в тоже время безмерно прекрасными. А теперь он рисовал ее портрет. Просто безумие! С его то опытом! Единичным опытом. Он так боялся сделать ошибку. Не смочь передать всю ее красоту: блеск холодно-голубых глаз, сильные и также изящные руки, кожу, загоревшую от имперского солнца, выражение лица, которое переливалось от эмоций в процессе рассказа. Эта была настоящая пытка, но Гальвэр не хотел, чтобы она заканчивалась.