– В паре миль отсюда я видел галантерейную лавку.
– Проводите меня, сэр Джером!
Мужчины молча уехали в нужном направлении.
Войдя в магазинчик, барон так яростно гремел шпорами, перебирая ткань, что насмерть перепугал галантерейщика. Остин Вендер смотрел на Олдерса и хмурился. Выбрав необходимые отрезы, Лот расплатился и погрузил тюки на лошадей.
Добравшись до дома, приютившего баронессу, мужчины спешились и вошли внутрь с полными руками.
– Миссис Баннет, это мой друг, виконт Родберри, – произнёс Лот, складывая отрезы на стол. – Как моя жена?
– Пришла в себя, милорд. И даже немного, совсем немного, но поела! Я варила ей бульон.
– Хорошо, её нужно переодеть. Я принёс новое бельё, рубашку и ткани для постели.
– Я дала миледи чистое, что нашлось у меня, но, конечно, это не то бельё, которое достойно её титула.
Обведя хлипкий глиняный домишко взглядом, барон со вздохом произнёс:
– Палаты-то тоже не по сану, да что уж говорить… Эта обитель, кажется, станет надолго её приютом. Помогите мне, миссис Баннет. Сэр, – обратившись к Остину Вендеру, добавил барон, – я позову Вас, когда будет можно.
Джером кивнул.
Юджин Олдерс вошёл в опочивальню, отведённую его жене. Шарлотта лежала на боку, свесив тонкую ручку с края кровати. Подойдя к любимой супруге, Лот погладил её по голове и помог приподняться.
– Юджин…
– Я принёс Вам бельё, дорогая, нужно переодеться.
Баронесса только бессильно кивнула. Супруг на руках отнёс её за ширму, где услужливая хозяйка дома помогла даме облачиться в новую рубашку. Барон рывком снял с кровати окровавленные простыни и, скатав в клубок, бросил на пол. Это была уже третья смена постели под баронессой…
– Джером! – позвал Юджин.
Остин Вендер не замедлил появиться с тюком. Вместе они застелили кровать свежими простынями, после чего барон вновь ушёл за ширму и на руках принёс женщину в постель.
– А теперь оставьте нас, – не поворачивая головы, произнёс Лот.
Остин Вендер и миссис Баннет покинули спальню.
Присев на край кровати, Олдерс взял тоненькую руку супруги в свои смуглые ладони и поднял взгляд на её иссиня-бледное личико.
– Бедная моя девочка… – прошептал Лот.
– Простите меня, милорд, – едва вымолвила баронесса, и в глазах её задрожали слёзы. – Я дважды виновата перед Вами: заставила волноваться и не уберегла сына…
– О чём Вы, Чарли? – подавшись вперёд и схватив жену обеими руками, прошептал Юджин Олдерс. – Вы живы, и это главное.
Отстранившись от мужа, Шарлотта посмотрела в его глаза и прошептала:
– Этот врач, мистер Рэмси… Он не оставил мне надежды. Если лейб-медик успокаивал примером королевы Екатерины Арагонской[9]
, у которой всё же одна дочь, но выжила, то доктор Рэмси…– Я знаю, знаю, – гладя жену по медным волосам, проговорил Лот. – Не волнуйтесь, Чарли, Вам нельзя переживать.
– Юджин… – прошептали бледные губы баронессы, в то время как её поблёкшие глаза неотрывно смотрели на его опечаленное лицо. – Я никуда не годная жена, и Вы вправе подать прошение об аннулировании нашего брака. Я не буду сопротивляться…
– Глупенькая, – возразил барон и стал целовать бледные щёки супруги, приговаривая после каждого касания: – Я люблю Вас, Чарли. Люблю Вас, и ничто этого не изменит! Я не откажусь от Вас ни за что на свете!
Отстранившись на миг от жены, барон посмотрел в её глаза и твёрдо произнёс:
– Если доктора запретят мне впредь касаться Вас, я приму это. Ваша жизнь, родная моя, важнее всего.
– Но как же династия?.. – прошептала Шарлотта.
– Титул отойдёт старшей ветке – Райтам. Потерять Вас – значит перестать жить. Если беременности убивают мою ненаглядную жену, я не сделаю больше ни одного лишнего движения, откажусь от супружеского долга, чтобы не стать Вашим убийцей.
– Юджин…
Лицо баронессы упало на грудь мужа, и женщина горько расплакалась.
Дождь снова забарабанил в окно, и Мелани поняла, что спать невозможно. В комнате становилось холодно, а дров у камина совсем не осталось. Юная графиня села на край кровати, чувствуя, как тело бьёт мелкая дрожь.
Хотелось плакать. Плакать от собственного бессилия, от осознания того, что любимый – в чём она уже была уверена, именно любимый! – мужчина настолько усомнился в её добродетели, что не желает даже обнять. Воспоминания о графе Генуэзском заставили содрогнуться.
Только сейчас до сознания юной авантюристки начал доходить весь смысл его слов. Только сейчас она поняла, что позволила себе слишком много, оставшись в замке де Нанон на столь долгий срок. Мелани, наконец, сумела сложить два и два: её игры с наместником едва не сорвали его помолвку с наследницей. «Имела ли я право вторгаться в его жизнь? – рассуждала девушка, обнимая хрупкие плечи ладонями, чтобы хоть немного согреться. – Конечно, нет. Отвезла документы, пофлиртовала, и надо было сразу возвращаться! Нельзя было оставаться на второй день… А та ночь, что я провела в его спальне?! Боже, если кто узнает, неминуема беда, неминуема…»
Старшая Младшая Сестра Райта вынырнула из постели, опустив ножки в лебяжьи тапочки, и стала слоняться по спальне. Но дрожь била её по-прежнему, словно ночной дождь эхом отзывался внутри хрупкого тельца.