Хитроумные обманщики

Как реагировали на все это царь и его окружение? Из донесения начальника Главного штаба барона И. И. Дибича известно, что план Витта получил одобрение. Пока же ему приказали «продолжать открытия свои» и, если возможно, «усилить оные».

Вернемся, однако, несколько назад, к тому моменту, когда Витт всячески пытался лично вступить в контакт с членами Южного общества.

Убедившись в том, что они колеблются и все еще не доверяют ему, мастер интриги решил действовать по-иному. От его имени Бошняк предупредил, что графу наскучила их недоверчивость и он полагает «предоставить их собственной судьбе». Такой оборот встревожил В. Л. Давыдова и его товарищей. На это, собственно, и рассчитывал хитрый Витт.

После сего «демарша» Бошняку, продолжавшему игру, нетрудно было уговорить Лихарева и Давыдова увидеться с Виттом на «контрактах» в Киеве в начале будущего года. Удостоверившись в верности графа Витта, убеждал Бошняк, они смогут обсудить «нужные меры в сообществе с главными начальниками заговора». Витт был близок к цели.

В этот момент и состоялось плавание на яхте — своего рода отвлекающий маневр Витта. Впрочем, генерал преследовал и вполне конкретные цели. Может быть, удастся разузнать о связях заговорщиков в военных поселениях, добыть данные о других ответвлениях заговора и иные сведения. Из-за «недовольной еще основательности оных» многое оставалось неясным в схеме заговора.

Витт имел данные, что между русскими и польскими революционерами существуют тайные сношения. Нащупать нити, которые связывали их, было одной из его задач. Нюх подсказывал ему, что Мицкевич вполне может быть связан с польскими смутьянами. Если так, то через него, возможно, удастся получить недостающую информацию.

Когда, как нс во время совместного путешествия, и попытаться сделать это. Витт полагался в этом на Собаньскую.

Кажется, поэт неравнодушен к Лолине. Тем лучше. С ее ловкостью ей нетрудно будет дознаться.

Выходит, Мицкевич не ошибался, когда осторожность подсказала ему, что неспроста он приглашен принять участие в крымском путешествии. Он не мог знать всех обстоятельств, однако догадки его шли в правильном направлении. В одном он глубоко заблуждался — в той роли, которая была предназначена Каролине Собаньской и которую она с успехом играла.

В противоположность Бошняку, ей надлежало действовать как бы с другой стороны. Получалось, что каждый из них двоих — Бошняк и Собаньская — имели свои сферы, где вели агентурную работу. Он — среди русских членов тайного общества; она — главным образом по выявлению замешанных в заговоре соотечественников.

Но если о Бошняке существуют материалы и сохранились документы, разоблачающие его провокаторскую деятельность, то об агентурной работе Собаньской данных пока еще недостаточно. Зато есть собственное ее признание, о чем речь впереди.

События тем временем развивались по задуманному Виттом сценарию. Начальника военных поселений вызвали для встречи с царем в Таганроге.

И вполне вероятно, не умри в тот год Александр I, не случись 14 декабря, коварный план Витта был бы осуществлен: задуманная им провокация была бы проведена в намеченный срок.

Но и без этого усердие Витта и его подручного Бошняка новый царь Николай I оценил по заслугам. Каждый из них заработал свои тридцать сребреников. Генерал-шпион — алмазные знаки ордена Александра Невского и полное доверие. Его агент — чин коллежского советника, на шею — орден Святой Анны второй степени с алмазами, а в карман — три тысячи рублей наградных. К тому же ему положили пять тысяч ежегодного жалованья. Он по-прежнему подчинялся Витту и отныне считался одним из опытнейших агентов. Не случайно тогда же, летом 1826 года, Витт (надо думать, по согласованию с фон Фоком) направил его в Псковскую губернию «для исследования поведения известного стихотворца Пушкина…», находившегося в Михайловской ссылке. Ему был даже выдан своего рода «леттр де каше» — незаполненный ордер на арест, который он мог предъявить, если того потребовали обстоятельства.

Спустя два года около Пушкина возникнет другой виттовский агент. На этот раз им окажется Каролина Собаньская.

Хоровод осведомителей

Красоты полуденной Тавриды сменялись в Одессе осенними дождями. Наступила унылая пора.

По-прежнему Мицкевич виделся с Каролиной. Однако теперь встречался с ней чаще всего лишь в свете, на вечерах и в театре, за столом у И. С. Ризнича на Херсонской улице, где будущий зять Каролины устраивал пышные обеды, чтобы угодить ей, и где она уже тогда распоряжалась, словно у себя в гостиной. Точно так же она вела себя и в доме Витта во время приемов.

После путешествия в Крым чувство самосохранения инстинктивно удерживало Мицкевича на расстоянии от «одесской Клеопатры», помогая освободиться от ее гнетущих чар.

Перед тем как покинуть Одессу и отправиться к новому месту службы в Москву, поэт пишет «Размышления в день отъезда». Он говорит о горестях, перенесенных в чужом городе, где, «лживый свет познав», он жил одиноким, опальным странником, теперь уезжающим без напутствий счастья. Как бы ободряя себя, он восклицает: