Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (Часть 2)

За этим последовал другой замысловатый танец, принадлежащий к числу так называемых "разговорных"1. Исполняли его восемь нимф, разбившихся на две группы: одною группою руководил бог Купидон, другою - бог Расчета; Купидон был снабжен крыльями, луком, колчаном и стрелами, бог Расчета облачен в роскошную разноцветную одежду, сотканную из золота и шелка. На спине у нимф, следовавших за Амуром, на белом пергаменте крупными буквами были начертаны их имена. Поэзия - гласила первая надпись. Мудрость - вторая, Знатность - третья и, наконец, Доблесть - четвертая. Таким же образом были означены и те, что следовали за богом Расчета: Щедрость - гласила первая надпись, Подарок вторая, Сокровище - третья, четвертая же - Мирное обладание. Впереди всех двигался деревянный замок, который тащили четыре дикаря, увитые плющом, в полотняной одежде, выкрашенной в зеленый цвет, и все это было столь натурально, что Санчо слегка струхнул. На фронтоне замка и на всех четырех его стенах было написано: Замок благонравия. Тут же шли четыре музыканта, превосходно игравшие на рожках и тамбуринах. Танец открыл Купидон, затем, проделав две фигуры, он остановил взор на девушке, показавшейся между зубцов замка, прицелился в нее из лука и обратился к ней с такими стихами:

Я - могучий бог, царящий

В небесах и на земле,

Над пучиной вод кипящей

И в бездонной адской мгле,

Сердце страхом леденящей.

Для меня, чью волю тут,

Как и всюду, свято чтут,

Невозможное возможно,

И от века непреложны

Мой закон, приказ и суд.

Проговорив эти стихи, он пустил стрелу поверх замка и отошел на свое место. После этого вышел вперед бог Расчета и исполнил две фигуры танца; как же скоро тамбурины смолкли, он заговорил стихами:

Купидона я сильнее,

Хоть ему всегда готов

Помогать в любой затее.

Я рождением знатнее

И превыше всех богов.

Я - Расчет. Мне труд смешон.

Без меня ж бесплоден он;

Но невеста так собою

Хороша, что стать слугою

Даже я ей принужден.

Тут бог Расчета удалился, и вместо него появилась Поэзия; проделав по примеру предшественников свои две фигуры, она вперила взор в девушку из замка и сказала:

От Поэзии приветы,

Госпожа, изволь принять.

Я во славу свадьбы этой

Не устану сочинять

Сладкозвучные сонеты

И, коль ты убеждена,

Что гостям я не скучна,

Твой завидный девам жребий

Выше вознесу, чем в небе

Вознесла свой серп луна.

С этими словами Поэзия возвратилась на свое место, а от группы бога Расчета отделилась Щедрость и, исполнив свои фигуры, заговорила:

Щедростью зовут уменье

Так вести себя во всем,

Чтоб сберечь свое именье

И притом не слыть скупцом,

Вызывающим презренье.

Но, дабы тебя почтить,

Я сегодня рада быть

Расточительной безмерно:

Эта слабость - способ верный

Тех, кто любит, отличить.

Так же точно выходили и удалялись и все прочие участницы обеих групп: каждая проделывала свои фигуры и читала стихи, из коих некоторые были грациозны, а некоторые уморительны, в памяти же Дон Кихота (памяти изрядной) остались только вышеприведенные; затем все смешались и начали сплетаться и расплетаться с отменным изяществом и непринужденностью; Амур же всякий раз, когда проходил возле замка, пускал поверху стрелу, а бог Расчета разбивал о стены замка позолоченные копилки. Танцевали довольно долго, наконец бог Расчета достал кошель, сделанный из шкурки большого разношерстного кота и как будто бы набитый деньгами, и швырнул его в замок, отчего стены замка распались и рухнули, а девица осталась без всякого прикрытия и защиты. Тогда к ней со всею своею свитою ринулся бог Расчета и, набросив ей на шею длинную золотую цепь, сделал вид, что намерен схватить ее, поработить и увести в плен, но тут Амур и его присные как будто бы вознамерились ее отбить, и движения эти проделывались под звуки тамбуринов, все танцевали и исполняли фигуры в такт музыке. Наконец дикари помирили враждующие стороны, с великим проворством собрали и поставили стенки замка, девица снова заперлась в нем, и на этом танец окончился, и зрители остались им очень довольны.

Дон Кихот спросил одну из нимф, кто сочинил я разучил с ними этот танец. Нимфа ответила, что это одно духовное лицо из их села, - у него, мол, большой талант на такого рода выдумки.

- Бьюсь об заклад, - сказал Дон Кихот, - что этот бакалавр или же священнослужитель, верно, держит сторону Камачо, а не Басильо, и что у него больше способностей к сочинению сатир, нежели к церковной службе. Впрочем, он так удачно ввел в свой танец даровитость Басильо и богатство Камачо!

Санчо Панса, который слышал весь этот разговор, сказал:

- Кто как, а я за Камачо.

- Одним словом, - заметил Дон Кихот, - сейчас видно, Санчо, что ты мужик, да еще из тех, которые заискивают перед сильными.

- Не знаю, перед кем это я заискиваю, - возразил Санчо, - знаю только, что с котлов Басильо никогда мне не снять таких распрекрасных пенок, какие я снял с котлов Камачо.

Тут он показал Дон Кихоту кастрюлю с гусями и курами, вытащил одну курицу и, с великим наслаждением и охотою начав уплетать ее, молвил: