Хитрованы

Первым был бывший чиновник особых поручений еще при военном губернаторе Казани Ираклии Абрамовиче Баратынском, брате известного поэта и друга Пушкина. Несмотря на пятидесятилетний возраст и, очевидно, частые водочные возлияния, он даже в штопаных панталонах и драном на локтях сюртуке выглядел довольно представительно, к тому же свободно изъяснялся по-французски. В ночлежный дом, то бишь на дно, бывший чиновник особых поручений попал из-за сразившей его любви, когда он был уже женат и имел двоих детей. Женщина ему попалась, как называют таковых, роковая, вытянула у него вместе с деньгами все жилы, а с ними и ум, и Иван Николаевич Быстрицкий, как звали этого чиновника, совершил законопротивный проступок, похитив деньги из губернаторской канцелярии. Началось следствие, кража вскоре открылась, и Иван Николаевич был предан суду, решением которого был лишен всех прав состояния и отправлен в Сибирь.

Естественно, Натали, как звали роковую женщину, тотчас отвернулась от него, и Быстрицкий в отчаянии наложил на себя руки. То есть самоповесился прямо на этапе. Если бы не какой-то каторжанин, к настоящему времени Иван Николаевич давно кормил бы могильных червей. Каторжанин вынул его из петли и, как мог, привел в чувство, взяв с Быстрицкого клятву, что более подобный проступок не повторится.

Срок свой бывший чиновник особых поручений при военном губернаторе отбыл полностью и вернулся в родные пенаты, где давно уже стал никому не нужен: ни бывшей жене, которая через Сенатскую комиссию добилась развода, ни детям.

Куда деваться? И Быстрицкий стал попивать, ибо ежели в России часто не хватает денег на еду, то на выпивку денежка каким-то невероятным способом, но завсегда находится.

Иван Николаевич всякий день проводил в кабаках и трактирах, а поскольку был грамотен, то именно к нему обращались униженные и оскорбленные с просьбой написать прошения, а то и жалобы. И он писал, прямо за кабацким столом, после чего, получив за труды денежку, пропивал ее за тем же столом. И нельзя сказать, что таковая жизнь ему не обрыдла, однако иной не предвиделось, и приходилось мириться.

Также Севе понравился – ежели, конечно, таковое слово в описании уместно – бывший актер Городского драматического театра Павел Лукич Свешников. Колоритнейшая натура!

– Я был в театре лучшим! – громогласно заявил он. – Я играл со стариком Писаревым и с самой Полиной Антипьевной Стрепетовой. Одним из условий ее контракта с нашим театром было то, чтобы мужа ее, Тихона Ивановича Кабанова, в «Грозе» Островского играл только я, и именно я! И всегда был аншлаг. Три раза – верите? – целых три раза я был бенефициантом. Меня ценили, и сам господин антрепренер Медведев говорил, что…

Свешников вдруг замолчал, тяжелая голова поникла, и он горестно вздохнул. Похоже, артист, вышедший в тираж, и сейчас играл. Роль, которую ему определила сама жизнь: бывшего актера, знавшего успех, любовь публики и рукоплескания. И потерявшего ныне все из-за склонности закладывать за воротник. Или за галстух. Это уж как вам будет угодно…

– А зачем же вы забросили театральную карьеру, милейший?

– Интриги! – Перст, поднятый кверху, угрожающе закачался. – У таланта всегда много недоброжелателей.

– А еще какие роли вам приходилось играть? – по-деловому спросил бывшего актера Долгоруков.

– Мне, молодой человек, – гордо вскинул голову Свешников, – много кого приходилось играть. К примеру, Аргана в «Мнимом больном» великого Мольера, Русакова в «Не в свои сани не садись» господина Островского, Мордоплюева из «Жениха»…

– Аргана? – переспросил Всеволод Аркадьевич.

– Аргана, – ответил бывший актер. И, закатив глаза, процитировал: – «Что мне нравится в моем аптекаре, господине Флеране, так это то, что его счета составлены всегда необыкновенно учтиво: «…утробу вашей милости – тридцать су». Да, господин Флеран, однако недостаточно быть учтивым, надо также быть благоразумным и не драть три шкуры с больных. Тридцать су за промывательное! Слуга покорный…» Видите, до сих пор помню! – торжествующе воскликнул артист.

– Что вы играли Аргана – это очень хорошо, – сказал Всеволод и выбрал актера.

Уж ежели этот Свешников играл мнимого больного, то мнимого помощника председателя правления «Товарищества виноторговли К. Ф. Депре» он, верно, сыграет. А больше от него ничего и не требовалось. Использоваться он будет, что называется, втемную. По крайней мере в этом деле.

Быстрицкого Долгоруков тоже решил взять на заметку. Одному ему все равно трудно. Нужны помощники. И массовка. Так что бывший чиновник особых поручений тоже может сгодиться…

– У меня к вам будет одно предложение, – учтиво обратился Сева к Свешникову.

– Ну, это смотря какое предложение, – без особого энтузиазма произнес бывший актер.

– Я вам заплачу, – быстро добавил Всеволод Аркадьевич, памятуя, что актеры – народ капризный. Даже в таком положении, в каком оказался Свешников, подходец требуется.

– Сколько? – весьма резво спросил «мнимый больной».

– Четвертную, – ответил Сева.