Хитрый скиф

Скоро к тому огню нельзя было подступиться. Разожгли ещё два костра. Пока граждане Афин жарили мясо, богиня Никта потихоньку стала набрасывать на город своё полупрозрачное покрывало. Темнело. На верхних ступенях возле колонны храма Зевса стоял глава ареопага Фукидид, к нему поднимался афинский поэт Идоменей со свитком в руке. Поднялся. И они стали вместе смотреть сверху на озабоченную толпу да чему-то смеяться, скаля крепкие зубы. Насмеявшись вволю, Идоменей пошёл вниз. Снизу у первой ступени храма стоял Аристодик из Танагры – один из обойдённых сегодня богиней Дике и шумной толпой строителей. Глаза Аристодика были затуманены печалью, он озирался по сторонам, часто плевался и грозил кому-то тихим шепотом:

– Я убью тебя…

А сидевший чуть поодаль от него спартанский посланник Лакед кривил своё обветренное лицо в презрительной усмешке. Спартанец презирал и ненавидел всю эту свору никчёмных и суетливых афинян, и лишь крайняя нужда заставляла его жить в этом городе. Презирал спартанец и усевшихся рядом с ним усталых посланников скифского царя Скила.

Перикл тоже не участвовал в общем пиршестве, но он долго смотрел на радующийся народ и пошёл к своему дому только тогда, когда стало заметно темнеть. Крикун не оnставал его, он шёл следом, словно тень бога Танатоса, которая всегда неотступно следует за человеком с первого дня жизни до самой смерти. Когда Перикл пришёл домой, было уже совсем темно. Крикуна во двор не пустил Авасий, и тот теперь драл горло около ворот.

– Авасий, – Перикл указал рабу пальцем на ворота, – возьми факел и проводи его домой.

– А надо ли, хозяин? – скривился раб, отгоняя от левой руки мух, падких на свежую чуть запёкшуюся кровь. – Кто он такой, чтоб я его провожал? Не много ли чести? Глупую собаку бьют, а не провожают. Может, лучше камнем его, чтоб знал на кого тявкать…

– Проводи, – строго сказал Перикл. – Долг каждого гражданина заботиться о своих гостях и провожать их от своего дома со светом. Сам знаешь – как темно ночью на улицах Афин. И прекращай рассуждать, а делай то – что тебе велят. Что-то ты сегодня слишком разговорился.

Авасий пошёл за факелом, а Перикл поднялся на террасу и сел там. Внизу за стеной двигался огонь. В тёмно-желтых отсветах пламени хорошо были видны две чуть сгорбившиеся фигуры, очень похожие на глупых серых ворон. Впереди с факелом в руке шёл раб Перикла, а за ним тот самый крикун. Крикун, хотя и склонил голову, но в походке его было что-то торжественное, будто это шёл воин – с честью исполнивший свой долг на браном поле.

Перикл смотрел в его спину и думал, но думал не о крикуне, а о том, чьё имя тот сегодня повторял многократно. Перикл думал об Эфиальте. Когда-то они вместе взялись усмирять непомерно разрастающуюся власть некоторых знатных аристократов из ареопага. Ареопаг всё меньше спрашивал совета у афинского народа и решал только сам все важные вопросы, порой даже не обращая внимания на недовольство простых граждан. Эфиальт с Периклом восстали против засилья ареопага.

– Всё должен решать демос! – каждый день кричал с камня Эфиальт. – Только народ имеет право принимать решения о судьбе города! Только народ! Мы должны прогнать Фукидида со всей его сворой прочь из города! Нам не нужен никакой ареопаг! Мы – суд! Всё решаем мы – все вместе! Единственная власть в городе – это афинский народ!

Кто-то сказал, что Эфиальт поит простых людей неразбавленным вином обещаний их скорого могущества, а от неразбавленного вина всегда бывает тяжёлое похмелье. И это непреложная истина. Перикл же не любил пустых обещаний и хотел найти золотую середину в вопросе управления городом. Он несколько раз предупреждал Эфиальта о неразумности скорых и популярных у толпы решений, но тот только отмахивался. Эфиальт провел несколько народных собраний, где всячески порочил ареопаг во главе с Фукидидом. Народ слушал речи умелого оратора, затаив дыхания, а потом громко орал в знак почитания и поддержки. Перикл всё чаще стал спорить с Эфиальтом, доказывая, что без умелого кормчего триера далеко не уплывёт – кто-то должен управлять работой гребцов. Эфиальт не соглашался и продолжал заигрывать с орущей толпой.

– Только народ должен решать всё! – кричал он, в очередной раз забравшись на камень, чтоб афиняне лучше видели его. – И только все вместе! Нам не нужны властители стоящие над народом! Люди – вы единственные властители Афин! И ни один человек не имеет права ничего указывать народу!