Хюгану, или Деловитость

И когда на кладбище была еще раз произведена церковная церемония и над могилой, куда опустили гроб, снова разнеслось "Восставший из мертвых", и когда маленький часовщик Замвальд, держа себя в руках, заглянул в могилу и всхлипнул, и каждый, подходя к могиле, бросал на гроб солдата комочек земли и пожимал руку часовщику, там стоял, и теперь все это видели, опираясь на две палки, с развевающейся бородой, в сером, почти до пят, больничном халате этот парень Гедике; огромный по сравнению с тщедушным часовщиком Замвальдом, он не обращал внимания на протянутую ему руку, а с большим напряжением, но вполне различимо для всех, произносил слова: "Восставший из мертвых", После этого он отложил в сторону палки, но только не потому, что хотел взять лопаточку и бросить в могилу немного земли, нет, он хотел не этого, произошло нечто совершенно иное и неожиданное — он вознамерился сам опуститься в могилу, собрался основательно и старательно слезть в яму, и одну ногу небезуспешно уже начал спускать. Естественно, его намерение было непонятно окружающим; думали, что поскольку он еще ни разу не передвигался без помощи палок, то устал и просто решил опуститься на землю, чтобы отдохнуть, Старший полковой врач и еще несколько участников траурной церемонии подскочили к нему, вытянули из могилы и отнесли на одну из кладбищенских лавочек. Теперь, наверное, силы действительно оставили Гедике; он больше не сопротивлялся, а тихо сидел на лавочке, глаза его были закрыты, а голова завалилась набок, Подбежавший часовщик Замвальд, который охотно помог бы в переноске, остался рядом с ним; а поскольку сильная боль, должно быть, смягчает душу человека, то Замвальду показалось, что здесь происходит что-то особенное; сидя рядом с ним, он говорил каменщику Гедике слова утешения, словно какому-то страждущему, говорил с ним, словно с человеком, которому пришлось испытать тяжелейшие муки, он говорил о покойном брате, которому суждено было умереть ранней, красивой и безболезненной смертью. А Гедике слушал все это с закрытыми глазами.

А между тем к могиле приблизились уважаемые люди города, а среди них, так уж теперь повелось, был и Хугюнау в синем костюме; он держал высокую черную шляпу в одной руке и венок- в другой. С высшей степени недовольным видом Хугюнау посмотрел по сторонам — брата покойного не оказалось на месте, дабы восхититься венком, красивым веночком от общества "Мозельданк", действительно прекрасно свитым венком с лентами, на которых можно было прочитать: "Храброму солдату Отечества".

53 История девушки из Армии спасения в Берлине (8)

Словно в зарожденьи будущих морей зеркальных найдя покой в прибрежной пены многоцветье, и дуновенье ветерка над водной гладью, поток лучей дрожащих солнца золотого, и у края дальнего того, где сотворенное им небо, само на зеркало похожее, к зеркальной глади моря, наклонясь и сон увидя Афродиты, спросило: Тогда ли это все случилось с ним? Тогда ли он узнал все это, вознесенный, в муках родовых кружась наигранное страсти сладкой? Леса ль то были, разделенные лугами, что, окруженные проклятьем, в безвозвратно? Ведь в озареньи глас оглушительный за ним вдогонку несся, и глаз его ужасный лишь теперь открылся, кружась здесь в зное скал высоких, в туман бездонных пропастей летя, в неистовство впадая, застывая в напряженье страшном, чтобы бежать обратно из мира жаркого огня, чтоб снова оказаться в роще кипарисов стройных, в прохладе, рожденной ручейков журчаньем, и день и ночь, в тени деревьев сидя, вдыхая ароматов многообразье, зари великолепьем наслаждаться, он будет вечно час искать сей, ибо забыл его он навсегда; тут, голосом испуганный, вскочил, что совести мученья столь внезапно разбудил, довел его до края, лишив меж тем существование его любого смысла, сомнением наполнил и безмерно опустошил: так было ль море или нет? И были ль кипарисы? Но голос перекрыл все это, гот глас, что возносил его, тот глас, рабом чьим был он; найди его он снова, пришел бы просветленья час, и в забытье ушедшее вернулось бы обратно в пьянящем аромате волн морских, в рощ прибрежных водном отраженья, — Но знанье то, что в нем возникло вновь, сомнению на смену нового сомненья боль приносит, гоня его в пустыни раскаленной пыль в попытке глас найти, что был утерян безвозвратно, что прочь бежит, за ним он мчится, поскольку клятве следует, что дал он лживо тому Единственному, кем избран был однажды, предатель: уста его — то крик, они раскрылись в крике, заглушая разум, раскрылись в крике, что несется из пропасти бездонной, в крике, ветром по пустыне разносимом, в крике цепей не знающего зверя, в диком крике огнедышащих вершин,