Хьюи

ЭРИ (мрачно). Уже сбылось, дружище. Я не выиграл ни одной ставки, с тех пор как Хьюи положили в больницу. Удача от меня ушла. И это еще не все... Ну да черт с ним! Твоя правда. Мне обязательно что-нибудь да подвернется. Я от роду везучий. И вовсе я не беспокоюсь. Так просто, тоска нашла. Ясное дело, на кого не найдет с похмелья? Сам знаешь, как бывает с перепою. На белый свет смотреть тошно. И потом, убиваюсь я по Хьюи. Его смерть у меня напрочь из-под ног землю выбила. Черт его знает почему. Многие ребята—дружки мои, можно сказать,—откинули копыта, кто от пьянки или еще от чего, а кому и глотку перерезали, но я всегда считал, что это в порядке вещей. В конце-то концов, все там будем, верно? Сегодня живешь, завтра помирай, так чего стонать? Кто помер, того уж нет, тому на все наплевать. А другим-то и подавно. (Но эта фаталистическая философия не приносит утешения; вздыхает.) Скучаю я по Хьюи, вот что. Я, похоже, сильно к нему привязался. (Опять пускается в объяснения, чтобы не осталось какой неясности.) По-настоящему-то корешами мы с ним не были. Сам понимаешь, где ему до меня. Он ничего не смыслил. Губошлеп, одно слово. (Снова вздыхает.) А мне очень жаль, что его нет. Ты много потерял, брат, что не знал Хьюи. Отличный он был парень, это точно.

ЭРИ стоит, уставившись в пол. НОЧНОЙ ПОРТЬЕ смотрит на него выпученными пустыми глазами — только вчуже завидуя его слепоте. Мусорщики уже ушли своим предначертанным путем. И чуть-чуть приблизилось утро. Мысленно НОЧНОЙ ПОРТЬЕ все еще на улице, он ждет, когда раздастся отдаленный гул поезда надземки. Приближение этого звука приятно ему как память о надежде; потом лязг раскачивающихся вагонов слышится совсем близко, за углом, заглушая все мысли, и наконец, удаляясь, замирает, и в этом есть что-то грустное. Но с поездами надземки действительно связана надежда. Их за ночь проходит строго определенное количество, и с каждым проносящимся остается все меньше, а заодно убывает и ночь, покуда в конце концов не умирает и сливается со всеми прежними долгими ночами в Нирване в одну Великую ночь ночей. Такова жизнь. «Я так и говорю Джесс, когда она начинает меня тормошить из-за чего-нибудь: такова жизнь, разве нет? Что ж тут можно поделать?» А ЭРИ опять тяжело вздыхает, на его нахальной игрецкой физиономии написано обнаженное страдание, как на морде побитой собаки, дурацкие подозрительные глазки циника смотрят беспомощно, беззащитно. Он говорит, заискивая.

Нет, правда, друг, чем-то ты мне его напоминаешь, старину Хьюи. Такое же выражение, копия.

Но мысли НОЧНОГО ПОРТЬЕ далеко, на отпевании ночи, и он не сразу возвращается на зов.

(Обиженно, свысока.) Ну, да наверно, все ночные портье друг на друга похожи. Их каждую минуту по штуке на свет родится.

НОЧНОЙ ПОРТЬЕ (как раз успевает очнуться и расслышать последнюю фразу. Бодрым тоном). Да, мистер Смит. Как клоуны в цирке говорят. И в самую точку, верно?

ЭРИ (рад и такому разговору, ворчливо). Никаких мистеров Смитов, Чарли. Их-то точно каждую минуту по десятку родится. Зови меня Эри, как договорились.

НОЧНОЙ ПОРТЬЕ (машинально, так как его мысли опять на цыпочках крадутся в ночь). Ладно, Эри.