Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов

Таким образом мангишлакский отряд, сделав во время суровой зимы, в 15 дней, слишком 500 верст, не добыл верблюдов. Выйдя из форта с 500 животными, он почти с этим же числом и возвратился. Причины неудачи заключались в следующем. Население Мангишлака не доверяло русской власти и русской силе в закаспийской стране и невольно тяготело к давно ему знакомому и единоверному народу в Хиве, в недоступность пределов которой для русских оно верило более, чем во что нибудь. Происки хивинского хана не остались без последствий, и в январе месяце между киргизами началось глухое брожение. Пред выступлением отряда в зимний поход, оно было уже так сильно, что бросалось в глаза людям, имевшим с ним непосредственные сношения. Один из очевидцев в своем дневнике так описывает симптомы январского брожения: «По приходе в форт[51], рота расположилась на ночлег в конюшне. Я целую ночь не мог сомкнуть глаз: мне все слышался рассказ купца армянина Франгулова, который в форте слывет за политика. Он, между прочим, сказал мне, что киргизы хотят сыграть такую же штуку с русскими, какую сыграли с полковником Рукиным в 1870 году. Догадки свои Франгулов основывает на том, что все работники из киргиз отходят от своих хозяев; что киргизы делают большие закупки, запасаясь и на весну; не платят денег, а все берут в долг, что редко случается между ними; туркмены же, наоборот, стараются попасть в рабочие и быть ближе к форту, чуя неблагополучие. Кроме Франгулова и другие армяне того же мнения, да еще прибавляют, что если войска уйдут из форта, то они закрывают торговлю и переносят свои вещи и товары под защиту пушек, боясь нападения киргиз. Армяне говорят, что поведение киргиз похоже на поведение их пред восстанием 1870 года. Слухи эти не дают возможности рыбакам идти на лов в Сарыташ». Как надо полагать, все уже было подготовлено к тому, чтобы оказать сопротивление русским, по приказу хивинского хана. Не доставало только предлога. Но лишь объявили киргизам, что они должны выставить верблюдов для войск, как одни восстали, а другие постарались поскорее скрыться от этой повинности. Киргизы за свой мятеж 1870 года были достаточно проучены. С того времени прошло лишь два года. Очень может быть, что если бы теперь дело было поведено осмотрительнее, то дерзость свою они не простерли бы до того, что с оружием в руках напали на русские войска, а все ограничилось бы откочеванием их на Устюрт, вне сферы нашего влияния; но огромная цифра 3,000 верблюдов, которых должно было выставить население, смутила его окончательно. По официальным сведениям, податных кибиток на Мангишлаке, т. е. таких, которые признавали нашу власть, считалось от 5-ти до 6-ти тысяч. Это население разбросано на пространстве 65 тыс. кв. верст, от песков Сам, чрез Биш-акты, до Карабугазского залива. И так как время не терпело, пока соберут верблюдов из самых отдаленных мест Мангишлакского приставства, то 3,000 верблюдов назначено было выставить отделениям: Джеминеева, Баймбетова, Джарова, Тобушева (с каждого по 700 штук) и Туркмен-адаева (200 штук), как кочующим в пределах досягаемости наших отрядов. Ясно, что это население не могло выставить определенной цифры, рассчитанной со всего населения, ибо в таком случае было бы не в состоянии совершать перекочевок, или, другими словами, лишилось бы всех средств к существованию. Между тем жизнь киргиз обусловливается средствами их существования, т. е. скотом. Скот дает им пищу, одежду, деньги. — «Понятно, следовательно, говорит А. Гейнс в своем очерки Туркестана, что кочевник ценит свой скот наравне с жизнью и что деньгами и мерою ему служит тот же скот. „Мал джан аман мы?“ (как состояние скота и души?) обращает, он привычное приветствие знакомому и незнакомому, азиятцу и европейцу. И заметьте, скот поставлен ранее души[52]».

Что действительно адаевцы были бы поставлены в крайнее положение сбором с них указанного числа верблюдов, это видно из следующих слов одного киргиза, который у колодцев Тарталы, на приглашение Кафара Караджигитова выставить русским перевозочные средства («адаевцы! это первая воля великого князя, обращенная к нам, и мы должны- хотя умереть, но исполнить ее»), отвечал: «Зачем же мы будем умирать: пусть лучше весь скот наш погибнет, но выполним в точности это приказание. Мы поставим свои кибитки, где есть топливо и корм[53], и отдадим всех своих верблюдов».